Страшная ночная бойня, позже прозванная в хрониках королевства как «Кошмар Ревирса» вошла в свою заключительную и самую кровавую часть.
Энцио неспешно шагал от ощетинившегося копьями и алебардами строя стражников на другую сторону площади, по краям которой собирались выныривавшие из темных улочек твари Незримого.
Недавно Химэ сказала ему, что сигнал сэра Андре нырнул вниз, под город. Значит герой-отступник нашел другой вход в катакомбы и сейчас устремился к своей цели.
— А мне остается только доиграть свою роль до конца, — пробормотал Энцио, останавливаясь на показавшейся ему подходящей точке.
Формула Последнего Боя прозвучала еще в начале этой безумной ночи, отрезая Рыцарю пути к отступлению.
«Последний Бой Рыцаря Бастиона».
Это не способность и даже не заклинание. Это просто молитва служителя своему богу. И Бастион на нее всегда отвечает, где бы ни находился его Рыцарь. В тот момент, когда последние слова ключевой фразы слетали с губ решившегося на это безумие разумного, в его тело через связь души с их механическим богом накачивалось просто колоссальное количество маны. Это позволяло Рыцарю выложиться на полную, не беспокоясь о затратах энергии на заклинания и способности, превращая его в своеобразного Аватара Бога.
Но все имеет свою цену и свои условия.
«Последний Бой» служителю можно было использовать лишь раз за время жизни физического тела и только четко видя свою цель. Время же подобного усиления для каждого Рыцаря было разным и зависело от того, как долго душа была способна выдержать поток божественной энергии. Если Рыцарь справлялся и достигал поставленной цели, то поток прерывался. Если же нет, то все нарастающая мощь просто сжигала душу служителя, уничтожая ее навсегда.
Сейчас нарастающий поток божественной энергии достиг оптимальной для Энцио величины. В ближайшие несколько часов он будет способен сражаться не зная ни усталости, ни голода, ни страха. Любое воздействие на его разум просто сгорит в бушующем потоке маны. Но уже сейчас он начинал ощущать расползающийся по груди жар, который со временем переродится в настоящий пожар и сожжет его изнутри, если Андрей не успеет добраться до тела Слуги Незримого раньше.
— Всё ради нашей цели, — негромко проговорил Энцио, положив левую ладонь на ноющую грудь.
Несмотря на всю опасность, он, как и все его братья и сестры, использует эту молитву вновь и вновь, не колеблясь ни секунды. Жертвует собой ради тех, кого никогда не знал и не узнает. Ради тех, кто живет во лжи и грязи, даже не думая поднять голову к небу. Почему?
Он горько улыбнулся, глядя на наконец сорвавшихся с места тварей.
Потому что они не могут по-другому.
— Энцио Дэлавере, — Рыцарь Белого Пламени поднял руку и отправил навстречу тварям огромный огненный шар, испепеливший разом несколько десятков оборотней. — Интересно, будет ли это моим последним именем?
Возможно, сегодня он умрет окончательной смертью. Его тело разорвут на части, а душа сгорит в страшных мучениях. Но этот выбор был им сделан без тени сомнения. И, если потребуется, то он вновь готов будет принести себя в жертву.
Потому что такова судьба Рыцаря Бастиона.
Глава 132. Кошмар Ревирса (часть 7). Белое копье
— Воняет, — поморщился я, заглядывая в темный земляной лаз, ведущий из подвала одного из домов. — А лезть все равно придется… Блядь, как же я не люблю подземелья.
— Сэр, — внезапно подала голос Тай. — Копье.
— Что «копье»? — не понял я, посмотрев на белый арт в руке. Дошло до меня только секунды через две. — Сайласс, демаскиратор ты хренов! Можешь притушить свое свечение?
Копье действительно слабо светилось в темноте. На поверхности, при свете довольно яркой луны, это еще не так бросалось в глаза, но вот в полнейшей темноте подвала…
— Как ты смеешь, смертный?! — тут же раздался в голове брюзжащий голос ебанутого божества. — Этот свет есть символ моей чистоты и непорочности пред ликом Создателя и Первородного Света!
— Выбирай, или тушишь свой фонарик, или заворачиваю тебя… например, вот в эту тряпку!
Я поднял с земляного пола подвала какую-то мешковину, заляпанную то ли блевотиной, то ли сгнившими продуктами. А может быть, и тем и другим.
— Ты не посмеешь! — взвизгнуло копье.