Возле двери чёрная доска на ножках, к ней бечёвкой привязан кусок мела. Можно разобрать надпись: «Коктейль дня…» Какой именно — непонятно. Затерев её ладонью, решительно вывел печатными буквами: «Требуется уборщица!»
***
— Ты что, швабру никогда в руках не держал?
Я распрямился, прислонил уборочный инструмент к стойке и повернулся ко входу.
— Ты же только грязь по полу размазываешь! Дай сюда! — худая некрасивая девица в слишком узких джинсах и слишком широкой рубашке отобрала у меня швабру. — Вот так надо! Сначала вперёд, потом с поворотом…
— Ты кто?
— Я та, кто умеет пользоваться этой штукой! — девушка потрясла перед моим носом шваброй. — А ещё я умею читать.
— Это не библиотека, — уточнил я на всякий случай, — скорее, наоборот.
— Я прочитала то, что написано на доске. И стёрла.
— А стёрла-то зачем?
— Потому что уборщица не требуется.
— Почему?
— Потому что она уже есть!.. Придурок какой-то… — буркнула она себе под нос. — Вот мне везёт всегда… Так что, берёшь меня уборщицей?
— Ты хочешь тут убирать?
— Хочу? Я что, идиотка? Я похожа на человека, которому нравится отмывать блевотину с полов и ссанину в толчке? Конечно же, не хочу! Но мне нужны деньги!
— Так почему бы тебе…
— Что? На Завод? Нет уж, хватит того, что там моя мамаша полоумная работала. С идиотом-братом. Кроме того, мне ещё год в школе учиться. Меня не возьмут.
— И зачем тебе деньги?
— Не твоё дело! Нужны! Я нанята, или вернуть тебе швабру?
«Так её и назову», — подумал я.
***
К вечеру первого дня Швабра выдраила зал, туалет, подсобку, склад, отмыла столы, заполнила водой формы для льда, подмела крыльцо, очистила от мусора задний двор, мусор вынесла в баки, после чего застыла задумчивой статуей у стены, сморщив нос о древко одноимённого инструмента.
— У тебя хорошо получается, — сказал я.
— Меня не надо хвалить. Мне надо платить.
— Всем надо, поверь мне.
— Слушай, как там тебя… — сказала девушка сердито. — Всё просто. Ты платишь мне деньги, я убираю блевотину.
— Тут не было блевотины.
— Ну так будет. Ничего, я привыкшая. У меня тупорылый ушлёпок брат, полоумная мамка и, если бы я не убирала, в доме было бы хуже хлева. Меня не напугать обоссанным толчком. Но я ненавижу дом, ненавижу школу, ненавижу семью, ненавижу город и уже успела возненавидеть эту работу. Не давай мне повода ненавидеть тебя, и всё будет в порядке.
— И что может послужить поводом?
— Что угодно, — отрезала Швабра. — Просто держись подальше. Ты открывать-то собираешься? Вон, какой-то алкаш уже скребётся… Ненавижу чёртовых алкашей!
— Тогда ты выбрала не ту работу, — пожал плечами я, направляясь к двери.
— Другой тут нет.
Я перевернул табличку «Закрыто/Открыто» разрешающей стороной наружу, и в дверь немедленно ввалился Калдырь. Точнее, именно в этот момент он стал Калдырем, потому что у меня есть полезная привычка лингвистически объективизировать людей, которых вижу более одного раза. Это слегка скрашивает дискомфорт, который они доставляют мне своим существованием; кроме того, имена создают связи, а связи мне категорически противопоказаны.
— Наконец-то… — сказал Калдырь с облегчением. — Сил уже никаких нет… Водки мне срочно!
Он икнул, покачнулся, его повело так, что пришлось схватиться за столик, по которому покатился стакан с салфетками. Швабра, метнувшись атакующей коброй, ловко подхватила посуду на самом краю и тихо зашипела: «Только попробуй тут наблевать! Знаешь, где ты найдёшь тогда эту швабру?»
— Ты слышала что-нибудь о клиентоориентированности? — спросил я её с укоризной в голосе.
— Какое-то извращение, что ли? — возмутилась девушка. — У нас приличный город! Говённый, но приличный! Держи при себе всякие ориентированности, а то народ не поймёт.
Я только глаза закатил.
Вслед за Калдырём новое имя получил Заебисьман.
— О, бар работает, заебись! — сказал невысокий плотный еврей с небольшими, но отчётливыми пейсами, осматриваясь при входе и обмахиваясь белой панамой.
— Пиво какое есть?
— Жидкое. Жёлтое. С пеной. В кране.
На подключённой к крану кеге никакого логотипа нет.
— Вот и заебись, что жидкое, — радостно кивнул Заебисьман. — Налейте кружечку.
Я налил.
— Пиво как пиво, — оценил тот, попробовав. — Ну и заебись. Я пойду, за столик присяду.