Он весь сжимается, подымает руку, словно защищаясь… словно умоляя их… Да что с тобой?.. Нет, к чему настаивать? он трясет головой… Нет, он не хочет… ну, так чего же ты хочешь? Скажи прямо, решись же наконец… и главное, не думай, будто нам просто надо от нее избавиться… старичок, которого собственные дети хотят поместить в комфортабельный дом для престарелых, ни в коем случае не должен думать… сам знаешь, это отнюдь пе в наших интересах, для нас это, скорее, жертва… Все, о чем шла речь, только ради тебя самого… Решайся, и нечего портить себе кровь… Он утвердительно кивает, рот его растягивается в доброй беззубой улыбке… Я сделаю, как вы захотите. Все равно, скоро уже вам решать…
Какая трогательная заботливость… это показывает, насколько они с ним считаются… Вы видите, как они иногда выводят меня из себя, хотя бы своим дурацким хихиканьем… Но надо быть справедливым, я не вправе жаловаться… Они, в сущности, так милы со мной… Редко кто в наше время может этим похвастать… Ничего не скажешь, у меня — хорошие дети… Взять хотя бы эту вещь… которая вам так нравится, я хотел оставить ее им, а они, представьте, сами предложили, даже настаивали, чтобы я отдал ее в дар музею… О да, мне повезло. Мне, конечно, было бы приятно, если б они оставили ее дома… Есть что-то особое в том, чтоб жить рядом с такими вещами… Но к чему навязывать, если они не хотят, правда? Каждый волен быть счастлив так, как оп хочет… Я согласился. Будут люди, которых она одарит минутами… Да может, и их самих, кто знает… вещи, тебя окружающие постоянно, перестаешь замечать… но они сами, в один прекрасный день, как знать?..
Возможно ли? Там, в очереди возле кассы, этот затылок… Он пробирается вперед, расталкивая людей… Что такое? Вы тут не стояли… Всегда находятся бессовестные, которые норовят пролезть первыми… Нет, я хотел только посмотреть… секунду… извините, пожалуйста… Нет, разумеется, было б слишком прекрасно… Но этот раскатистый смех за его спиной… он оборачивается. И все его одиночество, бесприютность, вся его мука, растекаясь по незнакомым лицам, наваливаются на него от этого ледяного смеха… В чем там дело? Что еще стряслось? Да какой-то старичок в очереди упал в обморок… Вон там… Ну как? Вам лучше? Ничего, это пустяк… Все уже прошло…
Да что с тобой? У тебя такой грустный, такой расстроенный вид… — Нет, ничего подобного… Разумеется, я предпочел бы, чтоб вы оставили ее дома, по я пе прав, сам понимаю… Нельзя быть эгоистом… Так будет лучше… Другие смогут этим воспользоваться… Они гладят его по голове, улыбаются ему… Он подымает к ним покорный взгляд, боязливый, виноватый взгляд ребенка… Но ведь и вы тоже, не правда ли? Вам же все-таки приятно будет время от времени?.. — Ну, разумеется, полно, ну…
— Ну, где ж она? Ты не помнишь? Я здесь не был целую вечность… — А я, думаешь, был… Но уж никак не в этой секции. Потом, если еще останется время, воспользуемся случаем… — Просто невероятно, сколько здесь видишь, видишь заново… вещи, о которых даже не подумал бы… когда показываешь Париж друзьям из провинции, из-за границы… Поверьте, если б не вы, я ни за что не собрался бы в Сен-Дени посмотреть на гробницы французских королей… Не заглянул бы лишний раз в Нотр-Дам — хотя ежедневно прохожу мимо — полюбоваться витражами. А уж Лувр…
Но до чего трогательны эти люди, до чего уморительны, когда обалдело останавливаются, замирают… когда, толкая друг друг локтем, перешептываясь, удивляются, радуются, гордятся тем, что издали узнали… будто на каком-нибудь приеме, на премьере углядели живую, из плоти и крови, знаменитость, давно известную по фотографиям на журнальных обложках… Ой, погляди-ка… «Иоанн Креститель» Леонардо да Винчи… А там… да это же «Сельский концерт»! А тут, иди скорей сюда, взгляни… Рафаэль… Жанна Арагонская… Хочется опустить глаза, отойти… Хотя друзей здесь вряд ли встретишь, это пе грозит, разве что и они тоже, бедняги… разве что и на них свалилось такое же бремя…
— Сожалею, что вынужден вас торопить, но, наверно, нам пора… И все же минутку… Пройдем к выходу через те залы, это нас не задержит… Там, помнится, в одной из боковых комнаток справа должна быть… одна древняя индейская статуэтка… она принадлежала нашей семье… А, вот опа, смотрите, возле того окна…
Они подходят и замирают перед ней в благоговейном молчании. Друзья наклоняются, почтительно читают надпись… — Помнишь, кто-то из нас сдуру ляпнул, что это критская скульптура? Какое преступление! Отец готов был его убить… Покачивая головой… Бедный папа… Но знаете, если мы хотим посмотреть все… Вы, я уверен, не решились полностью выложить свою программу. Спорю, что нам не миновать Пантеона, паломничества на Пер-Лашез… Видите, сколько дел у нас впереди.
Их смех звенит… Беззаботный смех. Невинный смех. Смех никому не предназначенный. Смех в пустоте. Их голоса сливаются в смутный гул, который удаляется, затихает…
Похоже, там, наверху, захлопывается дверь… И дальше — тишина,