Я не думал, как поступать дальше. Представления не имел, что мне делать с пойманным на удочку монстром. Скорее всего, мне и поймать-то его удалось как раз потому, что я ни о чем подобном не задумывался.
Но теперь, когда оно висело у меня на крючке, я сделал единственно возможное — быстро присел на корточки и покрепче ухватился за удилище. Голова чудовища резко дернулась назад, возносясь в небо, и катушка запела под убегающей лесой.
Я снова дернул удочку, чтобы крючки засели еще глубже, а на воде передо мной поднялась тем временем большая волна. Могучее тело стало вздыматься из воды все выше и выше, и мне казалось, что оно не кончится никогда. Голова на длинной шее металась взад и вперед, удилище дико дергалось, а я вцепился в него, как утопающий в соломинку, сам не понимая, почему. И при этом твердо знал, что мне совершенно ни к чему та рыба, которую я выловил.
Каноэ подпрыгивало и ныряло на волнах, поднятых движениями монстра, а я, скорчившись, вжимался в него, упираясь локтями в планшир и стараясь удержать центр тяжести как можно ниже, чтобы не дать суденышку опрокинуться. И вот каноэ все быстрее и быстрее помчалось вниз по течению, увлекаемое спасающейся бегством тварью.
Все это время я продолжал вцепляться в удочку. Я мог бы выпустить ее из рук и позволить чудовищу скрыться, но вместо этого все крепче сжимал удилище, а когда каноэ пришло в движение, издал упоенный торжествующий вопль. Эта тварь преследовала меня, считая своей добычей, но сама оказалась пойманной и, обращенная мною в бегство, панически удирала теперь, страдая от невыносимой боли.
Существо продолжало нестись вниз по реке, натянутая леса дрожала, каноэ мчалось вперед, а я орал, как шутовской ковбой на спине брыкающейся лошади. На мгновение я даже забыл, что происходит и что к этому привело. Это была дикая гонка сквозь ночь по речному миру, предо мною дергалась и корчилась тварь — временами над поверхностью выступала зубчатая гряда плавника на горбатой спине и тут же вновь скрывалась во вспененной воде.
Внезапно натяжение лески ослабло, а существо исчезло. Я остался один посреди реки, скорчившись в пляшущем на волнах каноэ. Когда волнение улеглось, я сел и принялся сматывать — леску. Мне пришлось изрядно покрутить катушку, прежде чем поводок с крючками перевалился наконец через борт и устроился на своем месте у конца удилища. Я очень удивился при виде снасти — мне казалось, что леска оборвалась и чудовище удрало, унося ее с собой. Но теперь стало очевидно, что тварь попросту исчезла, — крючки должны были глубоко впиться в ее плоть и могли освободиться лишь в том единственном случае, если существо растворилось без следа.
Каноэ свободно плыло по течению; я нагнулся и подобрал весло. Всходила луна, и река в ее сиянии превратилась в дорогу из бегущего серебра. Я спокойно сидел с веслом в руках и думал, что же теперь делать. Инстинкт требовал убраться с реки, схватиться за весло и погнать лодку к берегу, прежде чем из глубин не вынырнет новое чудовище. Но по зрелом размышлении я пришел к убеждению, что второго монстра не будет, — вся эта история с чудовищем могла найти себе объяснение лишь в том случае, если была очередным звеном в цепи, начало которой было положено змеиным логовом и трупом Джастина Болларда. Иной мир из гипотезы моего старого друга разыграл неудачный гамбит, но повторять его заново не станет, это не соответствовало бы их образу действий, а раз так — река для меня сейчас является самым безопасным местом в мире.
Резкий, пронзительный писк нарушил ход моих мыслей, и я обернулся в поисках источника звука. Футах в восьми от меня на планшире скорчился крохотный уродец. Он гротескно напоминал человека, но при этом был покрыт густым мехом, а за планшир цеплялся двумя лапами наподобие совиных. У него была заостренная голова, причем из макушки рос пучок волос, падавших во все стороны, образуя нечто вроде конической шляпы, на манер тех, что носят жители некоторых азиатских стран. По обеим сторонам головы выдавались кувшиноподобные уши, а глаза раскаленными угольями сверкали из-под свисавших спутанных волос.
Пока я рассматривал странного уродца, писк его стал приобретать некоторый смысл.
— Три — волшебное число! — насмешливо проговорил он высоким и резким голоском. — Три — волшебное число! Три — волшебное число!
В горле у меня встал комок, и я замахнулся веслом. Лопасть плашмя хлопнула уродца, подбросила — и он высоко взвился в воздух, словно мяч от удара бейсбольной биты. Писк перешел в обиженный визг, а я неотрывно следил, как существо летело над водой, достигло наконец высшей точки своей параболической траектории и устремилось вниз. На полпути оно лопнуло, словно мыльный пузырь, — и в следующий момент исчезло.