Машина затормозила, и я со всех ног кинулся к ней. Опасности больше не было, но я знал, что почувствую себя спокойнее, только оказавшись внутри.
Как только машина остановилась, я открыл дверцу, плюхнулся на сиденье и захлопнул ее за собой.
— Один долой, осталось два, — сказал я.
— Один долой? — дрожащим голосом спросила Кэти. — Что вы хотите этим сказать? — Она пыталась говорить небрежно, но это не слишком хорошо удавалось.
Протянув руку, я дотронулся до нее, и почувствовал, что девушка дрожит. Видит Бог, у нее было на это право.
Я притянул ее к себе, обнял, и Кэти прильнула ко мне, а весь мрак вокруг нас трепетал от древнего ужаса и тайн.
— Что это было? — спросила Кэти дрожащим голосом. — Они прижали вас к стене и очень походили на волков…
— Волки и были, — сказал я. — Только особенные.
— Особенные?
— Оборотни. По крайней мере, я так считаю.
— Но, Хортон…
— Вы прочли записки, — сказал я. — Хотя и не должны были. И теперь должны понимать…
Она отстранилась от меня.
— Но этого не может быть, — проговорила она сухим учительским голосом. — Не бывает ни оборотней, ни гоблинов, ни всего прочего в этом роде.
Я мягко улыбнулся — не то чтобы это развеселило меня, однако ее яростный протест был забавен.
— Их и не было, — пояснил я. — Пока не появился маленький легкомысленный примат и не выдумал их.
Несколько мгновений она сидела, пристально глядя на меня.
— Однако они были здесь?
Я кивнул. — Если бы не вы, они покончили бы со мной.
— Я ехала слишком быстро, — сказала Кэти. — Слишком быстро для такой дороги. Ругала себя — и продолжала гнать. И теперь радуюсь этому.
— Я тоже.
— Что же нам теперь делать?
— Ехать. Не теряя времени. Не останавливаясь ни на минуту.
— Вы имеете в виду — в Геттисберг?
— Вы ведь собирались ехать туда?
— Да, конечно. Но вы говорили о Вашингтоне…
— Мне нужно в Вашингтон. Как можно быстрее. Возможно, будет лучше…
— Если я поеду с вами в Вашингтон?
— Да. Это может оказаться безопаснее.
Я сам подивился собственным словам. Как я мог гарантировать ей безопасность?
— Может, нам двинуться сейчас же? Путь далек. Только садитесь за руль, Хортон, ладно?
— Конечно, — сказал я и открыл дверцу.
Не надо, — проговорила Кэти. — Не выходите.
— Я обойду.
— Мы можем поменяться местами, не выходя наружу.
Я улыбнулся ей, чувствуя себя ужасно храбрым.
— С этой бейсбольной битой я чувствую себя в безопасности. К тому же поблизости никого нет.
Однако я ошибся. Кое-кто здесь все-таки был. Он карабкался по борту машины и, когда я вышел, уже взобрался на крышу. Он повернулся и взглянул на меня, подпрыгивая от ярости. Его остроконечная голова дрожала, уши хлопали, а свисавшие наподобие азиатской шляпы волосы взлетали и падали.
— Я Арбитр, — пропищал он. — Вы играете не по правилам! За такую нечестную игру должен быть назначен штрафной удар. Я опротестую вашу победу!
В ярости я взмахнул битой, держа ее обеими руками. Для одной ночи общества этого странного типа мне было вполне достаточно. Дожидаться он не стал, зная, что сейчас последует. Уродец заколыхался и лопнул, так что бита лишь со свистом рассекла воздух.
13
Я откинулся на спинку сиденья и попытался заснуть, но не мог сомкнуть глаз. Тело мое жаждало сна, но мозг протестовал. Я скользил по самой грани сна и бодрствования, не в силах окончательно погрузиться в сон.
Передо мною проходила бесконечная череда видений. Это не были мысли, ибо я чувствовал себя слишком измотанным, чтобы думать. Я чересчур долго просидел за баранкой — всю ночь, пока рано утром мы не остановились позавтракать где-то под Чикаго, да и потом я продолжал гнать машину прямо на восход, пока Кэти не пересела за руль. Тогда я попытался поспать и даже вздремнул немного, но отдохнуть толком мне так и не удалось. И вот теперь, после обеда, уже неподалеку от границы Пенсильвании, я устроился, чтобы поосновательнее выспаться. Но это никак не получалось.
Волки вернулись и брели через мой мозг с тем же безразличным видом, с каким шагали они по улице Вудмана. Они окружали меня, я пятился к стене, а Кэти все не появлялась, как я ее ни ждал. Они окружали меня, и я отбивался, понимая при этом, что выстоять не смогу, а тем временем Арбитр, взгромоздясь, словно на насест, на поддерживающий вывеску кронштейн, своим писклявым голосом вопил, что опротестовывает результат. Лишь с огромным трудом я мог двигать отяжелевшими руками и ногами, а все тело болело и покрылось от этих отчаянных усилий потом. Я наносил битой удары, результаты которых оказывались ничтожными, хоть я и вкладывал в них всю силу, и я никак не мог понять, почему так получается, пока не заметил, что вместо бейсбольной биты сжимаю в руках извивающуюся гремучую змею.