Я знал, что нападающих было несколько, и понимал, что если останусь на земле – они примутся избивать меня ногами. Поэтому, собравшись с силами, я все же поднялся на ноги, хотя и чувствовал головокружение. Я сделал шаг назад, стараясь принять более устойчивое положение, ощутил спиной что-то твердое и понял, что прислонился к дереву.
Их было трое – три тени во тьме, казавшиеся чернее окружающего мрака.
«Та троица, – сообразил я, – что подпирала стенку на вечере, те, кто издевался надо мной, потому что я чужак и легкая добыча. Они поджидали меня здесь в засаде, пока я провожал Кэти домой».
– Ладно, маленькие ублюдки, – сказал я, – подходите и получайте.
И они подошли – все трое. Если бы у меня хватило ума промолчать, они, может, и не напали бы, но насмешка разозлила их.
Мне только раз удалось ударить как следует. Я врезал кулаком по физиономии тому, что был в центре. Удар был что надо – сокрушительный и стремительный. Раздался звук, с каким отточенный топор врубается в мерзлое дерево.
Затем на меня со всех сторон обрушились удары, я упал, и тогда они прекратили молотить кулаками и пустили в ход ноги. Чтобы получше защититься, я свернулся клубком и перекатывался – или, вернее, пытался перекатываться – как мяч. Так продолжалось некоторое время, и, похоже, у меня закружилась голова, а может быть, я ненадолго потерял сознание.
Придя в себя, я обнаружил, что сижу на дороге в полном одиночестве. Вернее – один на один со всеобъемлющей тупой болью, которая в отдельных местах была очень даже острой. Я поднялся на ноги и побрел по дороге, поначалу пошатываясь от головокружения, но постепенно приспособился и под конец смог прилично держать курс.
Добравшись до мотеля, я прошел к себе в номер и прямиком направился в ванную. Зрелище было не из приятных. Один глаз распух, и вокруг него начал наливаться синяк. Лицо было в крови от множества царапин и ссадин. Я осторожно смыл кровь и осмотрел их – ничего серьезного. Зато уж глаз, по крайней мере, несколько дней будет хорош!
Больше всего пострадало мое чувство собственного достоинства. Вернуться в родной город чуть ли не знаменитостью, человеком, которого видят по телевизору и слушают по радио, – и в первый же вечер оказаться избитым шайкой деревенских хулиганов из-за того, что не дал им купить корзиночку учительницы…
«Боже, – подумал я, – если об этой истории пронюхают в Нью-Йорке или Вашингтоне, мне придется выслушивать ее без конца».
Я обследовал себя, но не обнаружил ничего серьезнее, чем несколько ушибов. День-другой поболят – и все. Ближайшие несколько дней мне придется усердно предаваться рыбалке – сидеть на реке, где меня никто не увидит, по крайней мере, до тех пор, пока не рассосется синяк вокруг глаза. Хотя сохранить этот случай в тайне от обитателей Пайлот-Ноба, разумеется, не удастся. Да, а как же завтрашнее свидание с Кэти?
Я вышел наружу, чтобы напоследок полюбоваться ночью. Луна стояла уже высоко над Лоцманским Холмом. Легкий бриз пошевеливал ветки деревьев, шелестел листвой, и вдруг до меня донесся еле слышный звук – отдаленный лай множества собак.
Он был едва-едва различим – намек на звук, принесенный порывом ветра, – однако вскоре повторился. Я замер, напряженно вслушиваясь и вспоминая, что говорила Линда Бейли о своре оборотней, носящихся по холмам в Лоунсэм-Холлоу.
Звук долетел опять – дикий, завораживающий, леденящий сердце вой стаи, загоняющей добычу. Затем ветер стих, и его не стало слышно.
9
День выдался прекрасный. И не из-за улова – поймать мне удалось лишь несколько окуней; зато как хорошо было сидеть на реке, пользуясь случаем возобновить с нею знакомство, и вспоминать эпизоды полузабытого детства. Миссис Стритер завернула мне походный завтрак, расспрашивая попутно о синяке под глазом, однако мне удалось уклониться от ответа. Я сбежал на реку и оставался там весь день. Я не только рыбачил, – но и знакомился с речным миром, заводя каноэ в заросшие заводи, маленькие извилистые протоки, осматривая парочку попавшихся по дороге островов. Я уверял себя, что вынюхиваю подходящие места для рыбалки, но на самом деле занятие мое было куда более важным. Я исследовал водное пространство, о котором мечтал долгие годы, постигая его настроение и состояние, стараясь вжиться в этот странный мир бегущей воды, лесистых островков, голых перемещающихся отмелей и заросших берегов.
И вот теперь, когда уже стемнело, я направлялся к мотелю, придерживаясь берега и борясь с течением неуклюжими взмахами гребка.
До причала оставалось несколько сотен ярдов, когда я услышал, что кто-то окликает меня по имени – шепотом, отчетливо разносившимся над водой.
Я поднял гребок и принялся оглядываться в поисках источника звука. Течение сразу же стало медленно сносить каноэ.
– Сюда, – раздался шепот, и у входа в крохотную заводь мне удалось разглядеть белое пятно. Несколькими движениями гребка я загнал каноэ в заводь и увидел Кэти Адамс, стоявшую на бревне, половина которого лежала на берегу, тогда как другая была погружена в воду. Я подвел каноэ к самому бревну.
– Прыгайте! Я вас покатаю.
Она пристально рассматривала меня.
– Глаз!
– Была небольшая неприятность, – улыбнулся я.
– Я слышала, что вы побывали в переделке. И думаю, что неприятности у вас как раз теперь.
– Этого мне всегда хватает, – откликнулся я. – Причем на любой вкус.
– На этот раз я имею в виду настоящие неприятности. Они думают, что вы убили человека.
– Я легко могу доказать…
– Джастина Болларда, – перебила она. – Его тело обнаружили около часу назад. Вы дрались с ним ночью?
– Наверное, – кивнул я. – Было темно. Их было трое, но разглядеть я никого не мог. Я ударил только одного из них – он мог оказаться и парнем Болларда. Остальные двое отделали меня.
– Ночью вы дрались с Джастином Боллардом. И двумя остальными из этой троицы. Они сами болтали об этом в городе нынче утром, причем у Болларда физиономия была расквашена.
– Значит, мне нечего бояться. Я весь день пробыл на реке…
И тут слова у меня иссякли. Я ничем не мог доказать, что действительно проторчал на реке весь день. Я не заметил вокруг ни души, и меня, по всей видимости, тоже никто не видел.
– Не понимаю, – сказал я.
– Все утро они болтались по городу, хвастались, говорили, что выследили вас и доведут дело до конца. Потом кто-то нашел труп Джастина, а двое других бесследно исчезли.
– Не думают же они, будто я прикончил всех троих?
Кэти покачала головой.
– Не знаю, что они думают. Городок в шоке. Некоторые хотели отправиться сюда и разыскать вас, но Джордж Дункан их отговорил. Он убеждал, что нельзя учинять самосуд. Твердил, что нет никаких указывающих на вас улик. Однако все считают, что это ваших рук дело. Джордж позвонил в мотель, и ему сказали, что вы на рыбалке. Он уговаривал всех и каждого подождать и вызвать шерифа. Доказывал, что этим должен заниматься только шериф.
– А вы? – спросил я. – Вы пришли предостеречь меня…
– Вы купили мою корзиночку, проводили меня до дома и назначили мне свидание. Вот мне и кажется, что я должна быть на вашей стороне. Не хочу, чтобы они застали вас врасплох.
– Мне очень жаль, но свидание, боюсь, придется отложить до лучших времен.
– Что вы собираетесь предпринять?
– Не знаю, – сказал я. – Сперва надо все обдумать…
– У вас не слишком много времени.
– Знаю. Полагаю, мне остается только подгрести, сесть и дожидаться их.
– Но они могут и не дождаться шерифа, – предупредила Кэти.
– Мне нужно взять кое-что у себя в номере, – покачал я головой. – Во всем этом есть нечто странное.
Воистину странное! Сперва гремучие змеи, а теперь, меньше чем через двадцать часов, труп этого парня. И был ли этот деревенский хулиган убит? И был ли убит вообще кто-нибудь?
– Вам нельзя соваться туда сейчас, – проговорила она. – Вы должны оставаться здесь и дождаться появления шерифа. Потому я и пришла предупредить вас. Если вам необходимо забрать что-то из номера, я могу сделать это за вас.