– Друзья мои, – устало проговорил Президент, – некогда один из моих предшественников – великий президент военного времени – когда его упрекнули за переговоры с сомнительными иностранцами, сказал: «Если понадобится навести мост через реку, я пройду по нему и с Дьяволом».[30] А сейчас другой президент не побоится вступить в сделку с Дьяволом, если это поможет найти выход из положения. – Он посмотрел на меня. – Мистер Смит, не объясните ли вы мне, что, к черту, здесь происходит?
– Господин Президент, – запротестовал минзос, – не слишком ли нелепо растрачивать на это наше время? Если пресса пронюхает хоть о чем-либо, происходящем в этих стенах…
– Не больно-то они разживутся, – фыркнул государственный секретарь. – Как бы они этим воспользовались? Связь-то не работает. К тому же, мистер Смит сам является представителем прессы – стоит ему захотеть, и нам ничего не удастся сохранить в тайне.
– По-моему, мы напрасно тратим время, – вмешался генерал.
– Мы все утро попусту тратили время, – не удержался от замечания министр торговли.
– Я потратил его куда больше, – сказал я им. – И могу объяснить все происходящее, только вы не поверите ни единому слову.
– Мистер Смит, – проговорил Президент, – мне не хотелось бы вас упрашивать.
– Вы и не упрашивали меня, сэр, – огрызнулся я.
– Тогда, может быть, вы со своим другом присядете к столу и расскажете, зачем сюда пришли?
Я пересек комнату и подошел к одному из указанных кресел; Дьявол, тяжело ступая, последовал за мной – хвост его дергался от возбуждения. По дверям больше никто не молотил.
По дороге я чувствовал, как буравят мне спину взгляды сидящих за столом. «Господи Боже мой, – подумал я, – что за положение – заседать вместе с Президентом, его кабинетом, пентагонскими шишками, сонмом высокоученых мужей и всяческих консультантов! И хуже всего, что не успеет еще все кончиться, как они разорвут меня на клочки».. Я мечтал лишь разыскать обладающего властью или близкого к ней человека, который согласился бы просидеть на месте достаточно долго, чтобы выслушать меня.
И вот они все готовы внимать мне – и не просто один человек, а битком набитая комната – а я до смерти перепуган. Министр здравоохранения, образования и социального обеспечения уже показал зубы, генерал тоже; остальные пока бесстрастно помалкивали, но я не сомневался, что и они вскоре последуют примеру этих двоих.
Как только я сел и придвинулся к столу, Президент обратился ко мне:
– Расскажите нам все, что вам известно. Я несколько раз видел ваши выступления по телевидению, а потому не сомневаюсь, что вы сумеете сделать ясное и интересное сообщение.
Я не знал, как начать, как уложить в минимальное время повествование обо всем случившемся за последние несколько дней. И вдруг понял, что для этого существует лишь один путь – представить, что стою перед камерой и микрофоном и делаю лишь то, чем занимался годами. За исключением того, что мне придется труднее обычного. Ведь в студии у меня всегда было время мысленно выстроить схему всего, о чем я хочу сказать, а порой мне мог помочь выйти из затруднения сценарий. Здесь же я был предоставлен себе, и это мне не слишком нравилось, но мне не оставалось ничего, кроме как выбираться из этого положения любым способом.
Все взгляды были устремлены на меня, и я понимал, что многие из присутствующих готовы выплеснуть на меня всю злость, вызванную оскорблением, которое наносило происходящее их интеллекту; другие же просто забавлялись, отлично зная, что никакого Дьявола в природе существовать не может, и ждали, чем же закончится этот анекдот. Кроме того, полагаю, кое-кто из них был напуган, однако это не имело значения, поскольку они испугались еще до нашего с Дьяволом здесь появления.
– Кое-что из того, о чем я собираюсь рассказать, вы можете проверить, – я посмотрел на государственного секретаря. – В частности, обстоятельства гибели Фила. – Я видел, что он удивлен, но продолжал, не давая ему возможности вставить слово: – Однако большую часть проверить невозможно. Я буду придерживаться правды – или настолько близко к правде, насколько смогу. А уж поверить ли в это, полностью или хотя бы частично, или нет – решать вам…
Теперь, когда я уже начал, продолжать оказалось легче. Я представлял себе, что нахожусь не в президентском кабинете, а в студии, и по окончании рассказа просто встану и уйду.
Они сидели и спокойно слушали, хотя время от времени кто-то и начинал тревожно ерзать, словно собираясь прервать мою речь. Но всякий раз Президент жестом призывал их к молчанию, предлагая мне продолжать. Я не следил за временем, однако полагаю, что занял не больше пятнадцати минут. Я излагал лишь самую суть, отбросив все, кроме основного.
Когда я закончил, на протяжении какого-то времени никто не проронил ни слова; я тоже молча сидел, поглядывая на них.
Наконец зашевелился директор ФБР.
– Очень интересно, – сказал он.
– Да уж! – едко поддержал его генерал.
– Как я понял, – проговорил министр торговли, – ваш друг возражает против того, что мы вносим в этот мифический мир слишком много разнородных элементов, которые обрезают крылья любым попыткам образовать порядочное правительство.
– Не правительство, – быстро возразил я, поражаясь, как можно в политических терминах говорить об описанном мною мире. – Культуру. Или, может быть, это стоит назвать образом жизни. Или целью – хотя в этом мире, кажется, не существует единой цели. Каждый следует собственным веселым и сумасбродным путем. Не существует никакого общего направления. Конечно, я провел там всего несколько часов и, как вы понимаете…
Министр финансов бросил испуганный взгляд на министра торговли.
– Неужто вы хотите сказать… – он почти кричал, – что хоть чуть-чуть верите… в эти сказки… эти…
– Не знаю, верю ли, – ответил министр торговли. – Но перед нами достойный доверия очевидец, который, я уверен, лжесвидетельствовать не станет.
– Его одурачили! – возопил министр финансов.
– Или он валяет дурака перед публикой, – заявил минзос.
– Если позволите, джентльмены, – проговорил госсекретарь, – хочу заметить, что меня поразило одно из утверждений. Согласно заключению коронера, Филип Фримен скончался от сердечного приступа. Однако ходили упорные толки о том, что он был убит стрелой, выпущенной человеком, одетым на манер древнего лучника. Никто, разумеется, в это не поверил. Слишком невероятно. Однако история, которую мы только что выслушали, также невероятна и…
– А вы в нее верите? – спросил минзос.
– Поверить трудно, – ответил госсекретарь, – но я бы не советовал просто отбрасывать ее, запихивать под ковер, не взглянув вторично. По крайней мере, ее стоит обсудить.
– Возможно, нам стоит поинтересоваться, что думают на этот счет наши достопочтенные ученые, – предложил генерал; повернувшись на стуле, он кивнул в сторону людей, сидевших вдоль стены.
Один из них медленно встал. Это был нервный, худой старик, седой и на свой странный лад довольно внушительный. Он говорил осторожно, сопровождая слова легкими жестами рук, изрисованных синими прожилками вен.
– Я не могу выступать от имени всех своих коллег, и я оставляю каждому из них возможность поправить меня, если я ошибаюсь. Но с моей – и тщательно обдуманной – точки зрения, обрисованная нам ситуация представляется, должен прямо сказать, нарушающей все известные научные принципы. Я бы сказал, что такое невозможно.
И он сел – так же осторожно, как вставал, предварительно крепко ухватившись за подлокотники.
В кабинете повисло молчание. Некоторые из ученых выразили согласие легкими кивками, остальные не шевельнулись.
– Эти тупицы и ничтожества не верят ни единому слову, – обращаясь ко мне, сказал Дьявол.
Он произнес это достаточно громко, чтобы в наступившей тишине его услышали все; можно предположить, что и раньше кому-нибудь случалось охарактеризовать их подобным образом, однако вот так, прямо в лицо им заявили об этом, скорее всего, впервые в жизни.
30
намек на Франклина Делано Рузвельта (1882–1945), 32-го президента США, четырежды занимавшего этот пост, и его слова, сказанные по поводу договора со Сталиным