Я кивнул Дьяволу, упрекая за выбор слов, но соглашаясь с их существом. Я понимал, что они не отважатся поверить; ведь всякий поверивший рисковал превратиться во всеобщее посмешище.
Вскочив на ноги, Дьявол грохнул по столу массивным, волосатым кулаком. Из ушей у него взвились тоненькие струйки дыма.
– Вы сотворили нас! – завопил он. – Своими грязными, злобными умишками; своими прекрасными, расплывчатыми умами; своими мямлящими, неопределенными, томящимися, боязливыми умами – вы сотворили нас и мир, в который нас поместили. Вы сделали это, не ведая, что творите, и вас нельзя за это винить, хотя можно было бы предположить, что люди, столь сведущие в физике и химии, смогли бы разобраться и в этих невозможных вещах, которые, как утверждают ваши ученые, происходить не могут. Но теперь, когда вы знаете, когда знание это навязано вам насильно, – теперь вы морально обязаны предложить средства для исправления тех плачевных условий, в которых вы обрекли нас существовать. Вы можете…
Президент тоже вскочил на ноги и, подобно Дьяволу, также хватил по столу кулаком – хотя общий эффект был заметно меньшим, поскольку дым у него из ушей не повалил.
– Месье Дьявол, – воскликнул он. – Я требую, чтобы вы ответили на ряд вопросов. Если верить вашим словам, это вы остановили машины, прекратили работу радио и…
– Вы чертовски правы, их остановил я, – взревел Дьявол. – Я остановил их по всему миру, но это лишь предупреждение, наглядно демонстрирующее, что может произойти. Я поступил гуманно. Машины остановились плавно, ни единая живая душа не пострадала. Я позволил самолетам приземлиться, прежде чем их двигатели заглохли. Я позволил работать заводам, чтобы сохранились рабочие места, заработки, чтобы производилась продукция…
– Но мы погибнем без транспорта! – воскликнул министр сельского хозяйства, до сих пор хранивший молчание. – Если нельзя перевозить продовольствие, начнется голод! Если положение не улучшится, бизнес зайдет в тупик!
– А армия! – вскричал генерал. – Без самолетов, техники, связи…
– Это еще что, – пообещал им Дьявол. – В следующий раз вне закона будет объявлено колесо. Ни одно из них не повернется. Ни заводы, ни велосипеды, ни роликовые коньки, ни…
– Пожалуйста, месье Дьявол, – заорал Президент, – не можете ли вы умерить голос? И пусть все остальные говорят потише. Мы ничего не выиграем от ссоры. Мы должны быть благоразумны. Я задал один вопрос, а теперь хочу задать другой. Вы утверждаете, что сделали это. А теперь скажите нам, как.
– Ну, я… – Дьявол замялся. – Ну, я просто сделал это – и все. Я сказал, чтобы это произошло, – и оно произошло. Я многое делаю так. Видите ли, таким вы меня представляли, и вы сами вложили в меня эти способности. Дьявол может учинить все что угодно – дурное, разумеется. Сомневаюсь, чтобы я столь преуспел в добрых делах.
– Колдовство, джентльмены, – сказал я. – Вот единственное объяснение. И не упрекайте в этом Дьявола – мы сами измыслили его таким.
Старый джентльмен, выступавший от имени ученых, с трудом воздвигся на ноги. Он потрясал над головой сжатыми кулаками.
– Колдовство! – пискнул он. – Колдовства быть не может! Законы науки отрицают…
Он собирался продолжать, однако голос изменил ему; старец еще некоторое время стоял, пытаясь совладать с дыханием и голосом, но отказался от своего намерения и сел.
– Может быть, и нет, – согласился Дьявол. – Может, законы науки и отрицают. Но что нам до науки? Следующим на очереди будет колесо, потом электричество, затем, скорее всего, огонь, хотя так далеко я пока не заглядывал. А когда все это свершится – назад, к феодальному замку, к старым добрым средним векам, когда о нас думали много и честно…
– Теперь, сэр, – перебил его Президент, – следующий вопрос, если вы уже кончили с угрозами.
– Благородный сэр, – проговорил Дьявол, изо всех сил пытаясь быть вежливым. – Я вовсе не угрожаю. Я лишь поясняю, что может быть сделано и что будет приведено в исполнение…
– Но почему? – спросил Президент. – На что вы жалуетесь?
– Жалуюсь! – взревел Дьявол, начисто забывая в гневе о вежливости. – Вы спрашиваете, на что я жалуюсь? Хортон Смит, раненный под Геттисбергом; голыми руками сражавшийся с Дон Кихотом; едва не пойманный в ужасной чаще злобным чудовищем, – Хортон Смит выразил причины моего недовольства достаточно ясно. – В знак своих честных намерений Дьявол с рева перешел на обычный крик. – Некогда наша земля была заселена стойким народом – некоторые из нас были откровенно добрыми, другие – столь же откровенно злыми. Я не обманываю вас, друзья, – лично я принадлежал к числу самых злых. Но у нас, по крайней мере, была цель, и стремление к ней уравновешивало добро и зло, чертей и фей. Но к чему мы пришли теперь? Я говорил вам об этом. Теперь среди нас Ли Абнер, Чарли Браун и Пого. Среди нас Сиротка Энни и Дагвуд Бамстед, Двойняшки Бобси, Горацио Олджер, мистер Магу, Тинкербелл, Микки-Маус, Хауди-Дуди…[31] Президент знаком попросил его замолчать.
– Полагаю, мы поняли вашу точку зрения.
– У них нет характеров, – проговорил Дьявол. – Нет ни вкуса, ни стиля. Совершенно бессодержательные существа. Нет в них ни честного зла, ни подлинного добра – от их добродетелей попросту тошнит. Признайтесь как на духу – можно ли построить стоящую цивилизацию, имея дело с такими обитателями?
– Тошнит не только этого джентльмена, – вмешался минзос. – Понять не могу, к чему нам весь этот балаган?
– Чуточку терпения, – сказал Президент. – Я хочу попытаться извлечь из этого рациональное зерно. С вашего разрешения, разумеется…
– Очевидно, – заметил Дьявол, – вы раздумываете сейчас над тем, что можно предпринять.
– Совершенно верно, – подтвердил Президент.
– Вы можете положить конец всему этому идиотизму. Можете остановить всех этих Ли Абнеров, Микки-Маусов и Хауди-Дуди. Можете вернуться к честной фантазии. Можете думать о злых и добрых силах и существах, верить в них…
– В жизни не слыхивал более позорного предложения! – воскликнул, вскочив, министр сельского хозяйства. – Он предлагает ввести контроль над мыслями! Он станет диктовать нам шкалу ценностей, с которой мы должны соизмерять развлечения, хочет задушить литературное творчество и театр. И даже согласись мы на это – как осуществить подобную программу? Законов и указов окажется недостаточно. Если начать какую-то секретную кампанию, а она должна быть совершенно секретной, то я уверен, удержать такую затею в тайне удастся не больше трех дней. Но пусть даже нам повезет – и в этом случае потребуются миллиарды долларов и долгие годы всяческих ухищрений Мэдисон Авеню; да и то вряд ли выйдет что-нибудь путное. У нас не темные века, честностью помыслов которых, по-видимому, так восхищается этот джентльмен. Мы не можем заставить наш народ или народы всего мира снова поверить в дьяволов и чертей – да и в ангелов тоже. Предлагаю закончить на этом обсуждение.
– Мой друг воспринимает этот случай слишком всерьез, – заявил министр финансов. – Ни я, ни – подозреваю – большинство остальных здесь присутствующих не смотрят на это так. Обсуждать эту смехотворную ситуацию даже в сослагательном наклонении – значит, по-моему, наносить оскорбление нормальной процедуре.
– Слушайте! Слушайте! – воскликнул Дьявол.
– Хватит с нас ваших дерзостей! – оборвал его фэбээровец. – Не в лучших американских традициях позволять не имеющему никакого реального, фактического права на существование порождению абсурда преднамеренно оскорблять государственный совет.
– Ну, все! – взъярился Дьявол. – Не имеющий фактического права на существование, говорите вы? Я вам покажу, дурачье! В следующий раз я приду, когда прекратят вращаться колеса, исчезнет электричество – я вернусь, и тогда, может быть, у нас появится фактическое право на честную сделку. – С этими словами он схватил меня за руку. – Мы уходим, с вашего позволения.
31
Весь этот перечень составляют персонажи комиксов и мультфильмов, причем нередко – того и другого сразу.