– Выяснили? Что же это?
– Ну… Принадлежность к хомо сапиенс, например.
– Гомо сапиенс?
– Хомо.
– Ну, хоть не гомо (говорит). И что вы делали с этими русскими?
– Частушки пели. Читали «Слово о полку Игореве». Вслух.
– Понятно (говорит серьезно). Пришли они в час дня, ушли в 11 ночи. И что, все это время вы пели частушки и читали этого Игореве?
– Ну, не только.
– А что еще?
– Я пыталась пойти вприсядку, но у меня же колено, вы же знаете. Ничего не вышло – упала я.
– Вот видите! Не нужно никому угождать.
– Я в детстве пыталась сплясать казахский танец: и тоже упала. Причем в костюме зайца, который мне был мал.
Рая наконец хихикнула:
– А сегодня вы тоже плясали в костюме зайца?
– Сегодня нет: не успела сшить к их приходу.
Рая задумалась.
Потом вдруг говорит:
– Я тоже общаюсь с русскими. Консьержками. Но говорить мне с ними не о чем: так, ерунда, сплетни о жильцах. Скучно мне с ними…
– А с киргизами весело?
Рая внезапно говорит:
– Тоже не бог весть что.
– Так какая тогда разница?
– Зато свои (говорит).
Вот такой разговор: и при этом она совсем не националистка.
Просто абсурдистка.
Мраморные евреи
…Какая-то питерская тетка возмутилась наготой Давида.
Типа че он стоит весь голый, и вапще.
Мама говорит:
– Ну лучше, чем памятник Жириновскому. Даже и одетому.
Тут зашла Бабыра, и мама прямо и без обиняков спросила ее, кто ей больше нравится: голый Давид или одетый Жириновский?
Бабыра сказала:
– Так они же оба – евреи?
Мама сказала:
– Типа какая разница?
– Ну да (отозвалась Бабыра, которая не знает, кто такой Давид).
– Один из этих евреев – красавец хоть куда. Тем более он мраморный.
– Мраморный еврей? (спросила Бабыра, которая даже не антисемитка).
– Еще какой мраморный! (сказала мама). Так хорош, что сердце тает…
Бабыра покраснела и говорит:
– Я даже своего мужа ни разу голым не видела. Не то что каких-то там евреев, хотя бы и мраморных. А ты бы, Нель, постыдилась в своем возрасте ахать при виде голых мущин.
Мама буквально покатилась, чуть со стула не рухнула, а Бабыра в который раз обиделась и ушла.
Мама продолжает страшно хохотать и кричит, что представляет Бабыриного супруга в Пушкинском музее или на улице во Флоренции.
Разговоры с мамой
Я как-то прочитала, что, мол, у двух процентов занимающихся сексом «вообще нет никаких ощущений».
На что мама (покраснев) сказала:
– Они что, в ходе, так сказать, эксперимента изнасиловали сто человек и двое из них ничего не заметили?
Котят ли русские
На мой невинный возглас – Котят ли русские? – консьержка Оля неожиданно выкрикнула:
– Котят! Только русские и котят.
– А другие – не котят?
– А другие – хотят.
Вы чёнить поняли? Даже мама ничего не поняла. Говорит:
– Наверно, она имела в виду, что русские любят котят. А другие не любят, потому что хотят войны. А котятам в войну будет даже сложнее, чем русским. Или туркам. Или кому угодно.
Пиар-брак
…Тут вот пишут, что умер какой-то продюсер, которому принадлежала идея пиар-брака Пугачевой с Киркоровым.
Но вначале типа думали поженить ее на Барри Алибасове.
Но Алибасов был отстранен и женился на Шукшиной, которая Федосеева.
Мама говорит, что мне нужен для пиар-брака, к примеру, Задорнов, а если я его отстраню или он меня, то надо выйти за Коляна. Или, к примеру, Петровича.
– Симпатичнее Митрич. И не пьет так, как Петрович и Колян.
– Но ты же сама говорила, что Митричу нравится эта… как ее… чуть ли не Ванга?
– Ваенга.
– Это что, дочь Ванги?
– Ага, от Петровича.
– Тогда вообще сложный расклад получается. С другой стороны, если Митрич сначала женится на дочери Ванги, хотя бы и от Петровича, то пиар будет…
– Петровичу!
– Ну вот, именно, Диль. А при чем тут ты?
– Ни при чем.
– А зачем ты мне тогда голову морочишь?
– Потому что мне нужен пиар-брак.
– Ну и выходи за Петровича.
– Это не пиар, он алкаш химкинский.
– Ты не понимаешь, пиар будет ему – ну хотя бы в нашем дворе. Консьержка Люба перестанет его гонять своей метлой.
– Петрович, между прочим, сожительствует с алкоголичкой Надькой, они вместе в помойках роются.
– Значит, этой Надьке тоже будет пиар – какой-никакой.
– То есть мне нужно выйти за Петровича, чтобы алкоголичке Надьке был пиар?