– Тш-ш! – сказала Манч. – Все хорошо.
Судя по запаху, Эйше было пора поменять подгузник. Грудь ее платьица намокла от слюны.
– Давай-ка заберем тебя отсюда.
Манч посмотрела на мертвую пару и покачала головой. О них заботиться было некогда. Она подхватила пустую бутылочку и запихнула в валявшуюся на полу большую розовую матерчатую сумку, полную детских вещей. Прижимая ребенка к груди, она кинулась к двери и чуть не сбила с ног какого-то латиноамериканца. Сначала он показался ей пьяным, но потом она поняла, что он просто ошалел от ужаса.
– Я зову полиция, – проговорил он с сильным акцентом. – Кто… кто мог такая натворить?
Он уткнулся лицом в ладони и заплакал.
Она похлопала его по плечу.
– Копы сейчас приедут, – сказала она, слыша хор приближающихся сирен. – Они знают, что делать.
Он кивнул и пробормотал что-то неразборчивое. Если она тут задержится, копы начнут добиваться от нее ответов. Ответов, которых у нее нет. Но не это было главной ее заботой: они заберут малышку и поместят ее в детский дом. И Слизняку будет ужасно трудно получить ее обратно.
Мужчина так и остался стоять в дверях, а Манч быстро прошла вдоль дома и, скрывшись из поля его зрения, пролезла сквозь изгородь, продолжая прижимать малышку к себе. Она закинула сумку на заднее сиденье, пристегнула Эйшу к детскому креслицу и бросилась к дверце водителя.
Включая зажигание, Манч заметила, что у нее дрожат руки, – и удивилась. Она как раз собиралась поздравить себя с тем, что так хорошо – впрочем, как и всегда – держится в критической ситуации. Наверное, благодаря долгой практике. Проглотив наполнившую рот вязкую слюну, она перевела машину на задний ход. «Гранд-тур» с протестующим визгом рванул назад, как только Манч вжала педаль акселератора в пол. Головка Эйши мотнулась вперед.
Манч похлопала ее по ножке и извинилась:
– Крутой старт, да?
Эйша немедленно завопила.
Проехав три квартала, Манч сообразила, что Эйша, вероятно, кричит от голода. Она остановилась у винного магазина и порылась в сумке с детскими вещами. На самом дне друг о друга звякали банки с детской смесью. Она открыла одну перочинным ножом, наполнила чистую бутылочку и вручила ее Эйше.
Девочка яростно присосалась к бутылке.
– И сколько времени ты была одна-одинешенька? – спросила у нее Манч, закладывая слюнявчик под подбородок малышке. На махровой ткани от ее пальцев остались следы смазки.
Что связывало убитую пару со Слизняком? В Призрачном городе вечно кого-то убивали: может, просто наступило полнолуние или еще что-то в том же духе. Ага, как же!
Будем надеяться, что Лайза сумеет что-нибудь объяснить.
На полдороге в Инглвуд у Манч выровнялся пульс. «Спасибо Господу за маленькие подарки», – подумала она. Если бы она приехала в другое время, то могла бы напороться на пулю или влипнуть в полицейское расследование. А кому она поможет, если умрет или попадет в тюрьму?
Когда Манч остановила машину у небольшого деревянного дома Лайзы Слокем на Девяносто шестой стрит, небо наполнилось рычанием двигателей реактивного самолета. Рев заглушил голос Дженис Джоплин, певшей о том, как у нее когда-то был папочка, готовый подарить ей все на свете. Манч задержала руку на зажигании, чтобы дослушать следующие строчки: от пения Дженис у нее по коже бежали мурашки. Двигатели самолета все ревели, и тогда Манч закрыла глаза и спела эти слова сама.
Открыв глаза, она увидела, что Эйша удивленно уставилась на нее.
Земля перед домом Лайзы была вытоптана. Сетка на окне порвалась, а с намертво приколоченных по обе стороны ставен слезала краска. Два пластмассовых трехколесных велосипеда стояли слева от дорожки. Справа был детский бассейн, переполненный банками из-под пива.
Манч заперла дверцу с водительской стороны и обошла машину, чтобы вынуть Эйшу. Пристроив малышку себе на бедро, она открыла калитку и прошла к дому. Входная дверь была распахнута, но сетчатая дверь закрыта. Коврика перед дверью не было.
– Есть кто-нибудь дома? – громко спросила Манч.
В доме орал телевизор. Где-то в глубине хлопнула дверь.
– Лайза?
Манч подождала минуту, потом открыла сетчатую дверь и окликнула:
– Эй!
– Ну кто там еще?
– Можно войти?
– Не заперто! – раздраженно крикнула Лайза.
Манч постояла в дверях, пока глаза не привыкли к полумраку. Наконец она разглядела на диване Лайзу, лежавшую, завернувшись в одеяла. Позади дивана, в углу, лежал матрас, полуприкрытый сбившейся простыней. Манч закрыла за собой сетчатую дверь.
Лайза не потрудилась встать или уменьшить громкость телевизора. Манч заметила, что идет повтор «Счастливых деньков», где Фонз и миссис Си берут уроки танцев, а все считают, что они делают кое-что другое.
– Можешь положить ее туда, – сказала Лайза, махнув рукой в сторону кроватки в углу.
– Ничего, мне не трудно ее подержать, – ответила Манч.
Конечно, ей было не трудно! Больше того: теплое детское тельце она ощущала словно бы частью собственного тела. Оно согревало ей сердце.
– Вот дела-а, – протянула Лайза, рассматривая Манч. – Давненько я тебя не видела.
– Я работаю.
– Изменилась, прямо не узнать!
– Мне это уже говорили.
Лайза перевела взгляд на телевизор и захихикала при виде расстроенного Ричи Каннингема.
Манч устроилась на подлокотнике дивана, прикидывая, что именно можно сказать болтушке Лайзе о побоище в доме Слизняка.
– Ты про Карен слышала, да? – спросила Лайза, кивая на малышку.
– Слышала, что она умерла.
Манч поймала ножку Эйши и нежно сжала. Эйша покрутила ступней. Манч вдруг захотелось потрогать эту пухлую ножку губами. Девочка прижала ладошку к щеке Манч.
– Ее обнаружил Слизняк. У сучки в вене так и осталась игла.
– Кошмар, – откликнулась Манч.
Малышка ухватилась за хромированный шинный измеритель в кармане у Манч.
– С тех пор он завязал.
– Совсем?
– Да, был паинькой. Только таблетки.
Манч кивнула: прежде она тоже не считала таблетки наркотиками. Отказаться и от них было делом неслыханным.
– Почему они выбрали ей такое имя? – спросила она.
– Родилась похожей на китаезу, – ответила Лайза. – Толстые щеки и узенькие глазки.
– Сейчас она настоящая красотка.
– Легко говорить, когда не подтираешь за ней весь день.
– Ты часто за ней присматриваешь?
– Слишком часто. Привезла ее шмотки?
Манч приподняла розовую сумку.
– Только вот эти.
– У меня не осталось ее одежки. Слизняк обещал, что ты привезешь еще. И, как всегда, свалил.
Манч посмотрела сквозь открытую дверь на кухню. Рядом с мойкой стояла стиральная машина. Перед ней лежала груда одежды.
– Хочешь, помогу тебе со стиркой?
Лайза вздохнула.
– Было бы неплохо. Мне хватает забот со своими двумя, так что мне не до этой маленькой оборванки.
– А где твои девочки?
– Где-то тут.
Манч положила малышку в кроватку.
– Можно мне в туалет?
– Иди, – разрешила Лайза.
В темном коридоре Манч пришлось протискиваться мимо прислоненной к стене мойки из нержавейки. Мойка была несоразмерно велика для жилого дома. «Вот бардак», – подумала Манч и крикнула Лайзе:
– А что тут за мойка?
– Я поставлю ее в ванной. Там раковина раскололась, а хозяину насрать.
– Хочешь, я помогу? – предложила Манч. – Может, мы с тобой сможем ее установить.
– Нет, – ответила Лайза. – Я не собиралась сегодня этим заниматься.
Манч вошла в ванную комнату. Разномастные полотенца были небрежно переброшены через треснувшую дверцу душевой кабинки. Лайзины трусики валялись на полу рядом с унитазом: вероятно, она просто оставила их там, куда они упали. В раковине было полно волос, зеркало с потрескавшейся амальгамой почти ослепло. Манч пописала, не садясь на стульчак, а потом обнаружила, что туалетной бумаги нет. Она вырвала лист из журнала, засунутого за бачок: судя по отсутствующим страницам, для того он и предназначался.