Весьма значительно и символично в этом смысле лирическое отступление в главе «Генерал». Мы видим, что Теркин и речка, как это и положено между близкими и родными (реченька течет в сторону родимую), понимают друг друга и приходят на помощь в беде. И, конечно, победить Теркина абсолютно невозможно: ведь все заслоны, которые выставит против него враг, очень легко и свободно пройдет и обойдет «реченька», его друг и помощница, утешительница в горе. Она должна донести на своих волнах весть о сыне, которую давно заждалась его мать. Именно об этом просит речушку Теркин. Он верит, что мать не может не почувствовать, о чем «курлычит в тихой ласке» река, и он понимает, что для нее, живущей под властью врага, для нее, непрестанно ждущей сына и освобождения, эта весть будет равносильна воскресению из мертвых.
Такая глубина мысли и проницательность чувств могли быть только у духовно богатого человека. И в этом плане каждая новая глава поэмы приоткрывает внутренний облик героя, его характер, с какой-то новой стороны, он становится все сложнее и масштабнее. Иными словами, характер Теркина дается в становлении и развитии. И следует подчеркнуть: имеют место тут не только приобретения, но и утраты. Опыт и мудрость достаются дорогой ценой, война была учитель очень суровый, жестокий. Учила она, в частности, трезво смотреть на вещи, учила понимать все в сравнении, учила жертвовать чем-то даже очень дорогим ради самого важного и главного.
Патриотизм Теркина, его высокое гражданское самосознание проявляются по-разному, и не только в том, как исправно исполняет он солдатскую службу, как мужественно и терпеливо переносит он различные тяготы и лишения войны. Как патриот и гражданин он ведет себя во всех случаях жизни, таков он по сути своей: ведь это его земля за которую он сражается, и Теркин прекрасно понимает, что помощи российскому человеку ждать неоткуда, что никто другой за него эту смертельно опасную и невыносимо тяжкую работу не сделает. Эти мысли не дают покоя ему и на отдыхе, куда, в награду за ратные труды, на несколько дней посылают его с фронта. Как человек в высшей степени порядочный и совестливый, Теркин до срока покидает этот прифронтовой дом отдыха: быть в «раю», когда война продолжается, он не может. В таком его поведении нет никакой бравады или рисовки. Как раз здесь, на отдыхе, в тепле и уюте, ему необыкновенно живо вспоминаются тяготы фронтового житья-бытья, и мы слышим вздох невыносимо уставшего человека, и не можем не думать о том, как же он, совсем простой и обыкновенный человек, смог все это преодолеть и вынести.
О трудностях солдатской жизни на войне напоминает Теркину Смерть, желая убедить его в том, что нет смысла ему беречь свою жизнь, в которой только и есть что холод, страх, усталость, грязь и тоска, что мрак и ночь забвения в этом случае не хуже, и даже — предпочтительнее дня жизни. В этой же главе «Смерть и воин» солдаты из похоронной команды демонстрируют не то чтобы равнодушное, а очень спокойное, что ли, отношение к умершим: «на покойничке присядем, да покурим натощак». Разумеется, диктовалось это их «профессией», похоронщиков, но проглядывало в таких настроениях и невероятная усталость от войны, привычка к ней (было и такое).
Теркин был близок к тому, чтобы согласиться с доводами Смерти: он был тяжело ранен, «одинок, и слаб, и мал». Но еще и потому, что он никак не считал себя лучше тех других, которые уже погибли в этой войне и которым предстояла такая же участь: «Я не худший и не лучший, Что погибну на войне». И все же, ему удалось преодолеть и слабость свою, и усталость и самое смерть. Однако вышел Теркин из этой схватки, из этого спора Жизни и Смерти, далеко не тем прежним человеком, с которым читатель познакомился в начальных главах поэмы. Теперь он редко шутит и балагурит, теперь он больше слушает и являет собой человека, сосредоточенно размышляющего о чем-то серьезном и печальном. Причиной тому не только ранение, чуть не стоившее ему жизни, но и весь невыносимо тяжелый и горький опыт пережитого на войне. К появлению этих изменений в поведении и мировосприятии Теркина читатель отчасти уже подготовлен, чаще это те раздумья о жизни, в которых авторская точка зрения на мир близка к теркинской.
Одни из них были связаны с тем, что все относительно, что все на свете проходит. И это при том, что не только день, но и час в годину войны тянулся, казалось, очень и очень долго. Но человек (такова его природа) привыкал к фронтовым будням, и тогда они начинали идти быстрее и появлялась надежда, что когда-нибудь все-таки придет конец войне и страданиям. И вот тут невольно и неожиданно возникала и другая мысль: если уж и война когда-нибудь кончится, то и все другое может пройти и кончиться.
Стали посещать Теркина мысли и о том, как все сложно в жизни, и даже тогда, когда речь заходила о вещах и понятиях будто бы обычных и простых. Дело в том, что они, как и люди, в годы войны, на гране смерти, особым образом проверялись, обнажали свой истинный смысл, освобождались от ложного пафоса. К ним можно отнести слова «За Родину! Вперед!», когда они становились призывом к атаке, когда это был «клич у смерти на краю».
Можно понять, чем был обусловлен сложный и печальный состав мыслей и чувств героя. Ведь каждая атака для кого-то была последним мгновением жизни. И в связи с этим думалось о том, что к войне мы оказались совсем неподготовлены, и враг, до ужаса быстро захватив огромную часть страны, поставил под сомнение не только боеспособность нашей армии, но и жизненность всей государственной системы.
Нет, вывод такой Теркин не делает, но подходит к нему очень близко. Именно поэтому он, «любимец взводный», совсем редко «встревает» теперь в доверительные солдатские беседы. «И молчал он не в обиде, Не кому-нибудь в упрек, — просто, больше знал и видел, потерял и уберег». Он радуется, что в войне наступил перелом, что фронт все дальше откатывается к западным границам. Но из его памяти не могут уйти страшные дороги войны, он не может не видеть, что освобожденная земля лежит в руинах, он не может не страдать, понимая, сколь непомерно велико народное горе. То вспомнится ему солдат-сиротка, «бездомный и безродный», как ел «свой суп холодный После всех, и плакал он». То привидится ему «в пестром сборище людском», на одной из берлинских улиц, возвращающаяся из плена «деревенская, простая наша труженица-мать». И он поможет ей, позаботится о том, чтобы не пешком она шла домой из-за границы, и еще заметит с сердечным вниманием и участием: «Получай экипировку, Ноги ковриком укрой». Вот почему Теркин, почти всегда прежде умевший найти слово ободрения в моменты жизни иногда просто отчаянные, теперь не в силах сдержать слезы. Он плачет и просит прощения у своей земли, хотя никакой прямой вины его в том, что случилось, не было. Но такой уж Теркин по сути своей добрый, совестливый и очень честный человек. Такие, как он, что бы не случилось, всегда и во всем винят прежде всего самих себя, они искренне убеждены, что «кругом виноваты».