Я тоже не пропал. Лева и Боря со мной здороваются.
Одно печалило М-ва при встрече — редко бывает на родине, в нашей милой Вятке. И жадно расспрашивает меня, как там и что. И все мечтает повезти туда детей, которые говорят кто на английском, кто на французском, а младший изучает суахили.
Вернемся к истории
Теперь по Соловьеву, книга третья, тома пятый и шестой. Более ранние периоды описаны по другим источникам, пора рассказать о присоединении Вятки к Москве. Или пошутим так — присоединении Москвы к Вятке. Шутка, слыханная мною и жизненная, если добавлю еще две, тоже взятые из употребления. Малмыж — большой красивый районный центр, бывший уездный город, там я слышал шутку, что Париж — пригород Малмыжа. Это прозвучало эффектно, согласитесь. Я без иронии: стояла светлая ночь начала лета, цвели черемухи, звенели комары, майские жуки застревали в девичьих прическах, жуков, которых, может, сами же тайно подсунули, выцарапывали неумелые пальцы моих юных земляков (моя Кильмезь входила в Малмыжский уезд), выцарапывали, девчонки визжали, гармошка играла, то до испуга отдаляясь, то радуя сердце, приближалась, какой там Париж, весь свет объедете, такого не сыщете. «Всю-то я вселенную проехал, нигде милой не нашел, я в Россию воротился…». Ах, а позднее что будет! Да то и будет, что было у нас: «Гармонь рвалась на правое плечо, как вспомню я весеннюю вечерку, всю в лепестках черемухи девчонку, и по сегодня сердцу горячо!» Так что никуда не денешься, Париж — пригород Малмыжа. А вторая шутка: «Сочи, Оричи, Дороничи — курортные места», тут недалеко до сатирической: «У кого грабли на плечах, у кого задница в Сочах».
Взаимоотношения с остатками Орды перешли во вражду, когда Казань окрепла. Она представляла реальную силу, и военную, и экономическую.
Пережав Волгу и вдоль и поперек, она лишала Россию торговли и с югом и с востоком, вдобавок постоянно соотносилась с Крымской ордой. А уж если для Москвы Казань грозна, то что для Вятки? Москва далеко, Вятка близко. На Москву Казань не пойдет, а Вятке за союз с Москвой вымстит. Но московский князь, зная силу и удаль вятских республиканцев, склонял их к военному союзу против Казани. Подчинял себе. Этой целью был озадачен Сабуров, устюжский наместник. Его попытка 1468 года была отбита бескровно, подарками, и в казанском походе Москвы через три года вятичи не участвовали. До окончательного покорения Казани оставалось еще очень много.
Вятичи видели, что Новгород враждует с Москвой, а мы убедились по летописям, что Новгород восстановил противу себя не только Москву, но и Север. Тут точнее процитировать Соловьева:
«И прежде в летописях отмечается нерасположение северо-восточного народонаселения к Новгороду, но теперь, при описании похода 1471 г., замечаем сильное ожесточение: «Неверные, — говорит летописец, — изначала не знают бога; а эти новгородцы столько лет были в христианстве и под конец начали отступать к латинству».
Здесь союз вятичей с устюжанами и Москвой вызван опасностью проникновения ереси жидовствующих на Север и Восток. Войска сошлись на Двине: «Жаркая битва продолжалась целый день, секлись, схватывая друг друга за руки; двинский знаменщик был убит, знамя подхватил другой, убит был и этот, подхватил и третий, наконец, убили и третьего, знамя перешло в руки москвичей, и двиняне дрогнули…»
Двиняне дрогнули, но вскоре дрогнула и Вятка, потерпев от Ибрагима, хана казанского, в 1478-м. Получилось так (по Соловьеву): «Как нарочно, хан казанский нарушил мир в то самое время, когда Иоанн привел Новгород окончательно в свою власть». Полное ощущение того, что Казань и Новгород имели сношения меж собою. «Здесь или неверные или специальные вести приходят в Казань, что Иоанн III потерпел от новгородцев и сам-четверт убежал раненый». И вот тут-то Ибрагим сразу же пошел на Вятку, видимо имея целью не только ее покорение, но и соединение с Новгородом. «…Взял много пленных по селам, но города не взял ни одного и под Вяткою потерял много своих татар, стоявши с масленицы до четвертой недели поста». То есть более месяца. Не взявши Вятку, Ибрагим пошел на Устюг, но был задержан преждевременно разлившейся Моломой. Есть и другие предположения, что не сам Ибрагим возглавлял поход, а его военачальники. Тем временем из Новгорода пришли подлинные вести, что не великий князь потерпел от новгородцев, а они от него. Ибрагим тут же «отдал войску приказ возвратиться немедленно, войско повиновалось так ревностно, что побежало, бросивши даже кушанье, которое варилось в котлах».
Большое видится на расстоянье. Из Вятки было отлично видно, что братья великого князя далеко не единодушны, совсем не как пальцы единой руки, сжатые в кулак, и это дает им основание уклониться от казанского похода 1485 года.