— Мне интересно, мама, до чего он договорится.
— Да давайте я отнесу, — вскочил я.
— Что вы, что вы, вы — мужчина, как это можно…
— И правильно, — сказал я, — а то с этой эмансипацией докатились… — Тут я чуть не вскрикнул от удара ноги.
— Элиза, пересядь. Итак, позвольте, как же тогда: «В здоровом теле здоровый дух»?
— Это вздор, то есть это не совсем верно.
— Элизочка, я в восхищении. Молодой человек, этому выражению как минимум два тысячелетия.
— Ну и что, надо же когда-то и разобраться.
— Мама, он ревизионист. И агент мирового капитала. Ты! у тебя есть капитал? Сколько тебе платят за абсурды и абракадабры?
— Под знаком аббревиатур? — я сворачивал на шутку.
— Мам, он словарь на букву «а» уже освоил.
— Э-ли-за! — это было сказано внушительно, Элиза пригасла. — Чем же вы опровергнете это выражение?
— Все тем же. Вы посмотрите на драки хоккеистов. «Прессинг по всему полю!» Прессинг, говорили бы: стычки, потасовка, наезды, удары, нет, надо скрыть. Откуда же в них здоровый дух? Здоровый дух разве не есть порядочность, разве порядочность допустит драку? Как раз здоровый дух больше в тех, которые через свою боль понимают чужие страдания. А тут наступит бутсой на живот и дальше бежит, да еще радуется. Силовой прием! Конечно, вы можете сказать: кто же упавшему запрещает опередить и сделать свой силовой прием, так? Но если есть хоть капелька совести, этого нельзя. «Бей первым, Фреди!» — это же американство. Ведь это же убавляет жизнь, ведь все скажется: любой удар, травма, сотрясение…
— Это ваши собственные рассуждения?
— Вот то, что все скажется, это мама всегда говорила. Она не в смысле физических ударов, но и, например, если в чем-то покривишь совестью, то умирать будет страшно.
— Она верующая?
— Да нет, вроде не замечал. Да у нас и церковь-то разрушили.
— Ну-с, вернемся, — задумчиво протянула мама Элизы, — но вы сами занимались спортом?
— Куда я денусь, я ж из армии. Там не можешь — научат, не хочешь — заставят. Там…
— Значит, вам знакомо понятие победы, поражения?
— Да.
— Вы против понятия сильной личности?
— Понятие сильной личности и жертвенности — не синонимы.
— Мамочка, мы уже проходили и синонимы, и антонимы, и омонимы, и омофоны, и это он хочет образованность показать и завсегда говорит о непонятном, — опять не вытерпела Элиза. — Мамочка, он у нас боец скота.
— Да, именно так написано в трудовой книжке. Нет второй ставки литсотрудника, чем мне-то хуже, как меня формально считают?
— Вашу работу я одобряю, — сказала мама Элизы. — Это, дочь, у тебя первый такой молодой человек, который живет за счет своего труда, а не тянет с родителей.
Тут, видно, и она получила пинок под столом от дочери, потому что моментально сменила тему:
— Что ж мы забыли об ужине?
И тут-то я совершил непоправимое. Но меня можно было понять: где нам приходилось выпивать? — по вокзалам, забегаловкам, столовым, закусочным, озираясь и скрывая следы. Конечно, мы всегда убирали посудины под стол, которые тут же загадочно куда-то исчезали. И вот, разлив остатки лимонной настойки по хрустальным рюмкам, я не вернул бутылку на стол, а нагнулся и поставил ее к ножке стола под скатерть. Разгибаясь, я увидел расширенные глаза дочки и матери.
Но они были культурные люди, и мы стали пить чай с печеньем, о котором было сказано, что оно испечено Элизой.
— Прошу хвалить, — сказала она.
— Уже одного того, что ты пекла его, достаточно для того, чтоб, не чувствуя его вкуса, его хвалить, — отвечал я цветисто.
— Я не буду, мне не наливай, — сказала Элизе мама.
Тут я чихнул. От пыли этого самого печенья. Странно, что в то время не было принято говорить при чиханье: будьте здоровы. Считалось приличным не заметить чиханья. Но как же не заметить, вот как раз это-то и ханжество. И еще сидели во мне воспоминания детства, когда дед мой чихнул, а я не поздравил. Тогда он помолчал, помолчал и с чувством произнес: «Будь здоров, Яков Иванович, спасибо, Владимир Николаевич!» Дед мой лежал в сырой земле, а внук его чихнул в благородном обществе, обошелся посредством запасенного платка и сообщил: «Чиханье — признак здоровья».
Элиза воздела руки.
Я стал одеваться и прощаться. Вышла в прихожую и мама Элизы. Я звал обеих на лыжную прогулку за город.
— Я прокатную базу знаю, там никогда очереди нет. Я бы пораньше поехал.
— Нет-нет, спасибо, я уже стара. Эля как хочет, а я… увольте.
— Какая ж вы старая, — я и напоследок хотел понравиться, — у нас знаете как про таких, как вы, говорят?