— Выбирай любую. В лыковых обутках легко побежишь. А это, — он снял с гвоздя порыжелый картуз, — тебе на голову.
Николай обулся. Топнул ногой по половице: хороши! Натянул картуз. Хозяйка подала ему завернутые в пестрядинный лоскут остатки хлеба.
Хозяин вышел показать дорогу:
— Вот по этой стежке дуй с богом.
Николай подал руку мужику и быстро зашагал по тропинке. Палило солнце. Скрипели в траве кузнечики. Пели жаворонки и, захлебываясь от восторга, падали в борозды. Он шел полем, потом по перелеску, перемахнул через изгородь, поднялся на взгорок и увидел белую шаверихинскую колокольню. На околице села у пруда паслось стадо коров. Вкруг дымящегося костра сидели ребята.
— Эй, здорово, пастухи! — помахал картузом Николай.
Парнишки вскочили на ноги, неприязненно уставясь на пришельца.
— Скажите, мальчики, только без обмана, кто в селе — белогвардейцы или кто?
— Не! Белых нету. Красные у нас!
В селе находился штаб стрелкового полка и обоз. Ганцырев разыскал начальника штаба, чистосердечно рассказал о себе и что с ним произошло, спросил, где находится его полк.
Начштаба, посасывающий пустую трубку, поминутно отрывающийся, чтобы отдать распоряжения, предложил ему дождаться комиссара, который теперь на передовой.
Ганцырев сел в тени на завалинку, погладил приласкавшуюся собачонку. В пыльной колее возились куры. Около них молодцевато торчал на одной ноге пестрый петух, кося круглым карим глазом по сторонам. На кольях плетня сушились вверх подошвами валенки. По тихой улице к штабной избе проскакал ординарец. Через несколько минут к крылечку штаба подъехала телега. На нее начали грузить штабное имущество.
Начштаба помахал Ганцыреву рукой:
— Эй, садись! Наши наступают!
Николай вскочил на передок:
— Мне к своим бы надо.
— В Глазове встретишься. Ваш полк севернее, за линией железной дороги.
В ближайшей деревне штаб и обоз остановились. К вечеру появился полковой комиссар, загорелый, ясноглазый, кожанка нараспашку.
Николай представился, повторил рассказ о себе.
— Так-так. Помначразведки? Коммунист? Выдать обмундирование, оружие! Поедешь со мной. Кстати, с лошадью умеешь обращаться?
Николай смущенно признался, что никогда верхом на коне не ездил, и промолчал, что боится лошадей.
— Ерунда. Научишься. Десять минут на экипировку.
В сумерках комиссар полка и Николай трусили по дороге на восток. Впереди за леском слышалась с небольшими перерывами пулеметная и винтовочная трескотня, изредка раскатисто гремело.
У лесочка спешились, сошли с дороги, сдали лошадей красноармейцу.
— Так вот, Ганцырев, временно возглавишь третий батальон.
Прячась за можжевеловыми кустами, прижимаясь на открытом месте к траве, они доползли до передовой цепи, лежавшей в окопчиках.
— Товарищи! — крикнул комиссар. — Это — Николай Ганцырев, ваш командир. Прошу любить и жаловать, беспрекословно по-революционному выполнять его приказы. Передайте по цепочке! На заре, после артиллерийского боя, наступаем. Желаю успеха.
Комиссар исчез.
Визжали пули. Белые таились саженях в ста за гребешком увала.
Николай пополз вдоль линии окопов, знакомясь с красноармейцами, интересуясь количеством боеприпасов, настроением.
На рассвете, когда за увалом едва заалел горизонт, с флангов ударили наши орудия. Рвали с треском воздух шестидюймовки и вдруг замолчали. Со стороны донеслось «Урра‑а‑а!»
Николая точно на крыльях подняло с земли. Размахивая револьвером, он во все горло заорал: «Вперед, урра!» Красноармейцы четырьмя шеренгами бросились за своим командиром.
В эту минуту он думал только о том, чтобы взобраться на откос, откуда беспорядочно, неуверенно стреляли. Ноги сами несли его вперед. На восток волной катилось громовое «Ур‑ра‑а!»
Ой, Овечья гора!
Войска Третьей армии, пополненные свежими силами рабочих и комсомольцев, гнали Колчака к Перми. Южнее, на отдельных участках фронта, колчаковцы, цепляясь за каждую деревню, бешено оборонялись, иногда пытаясь наступать.
Белые с трех сторон сжали городок Урем. Полк красных под пулеметным огнем был вынужден спешно отойти на правый берег речки. Арьергардная рота, в которой командовал взводом Донька, оказалась отрезанной от своих. Переправиться под градом пуль не удалось. Красноармейцы заскочили в пустовавшую школу, забаррикадировались партами.
Бой продолжался. Звенело битое стекло рам, крошилась штукатурка.
— Черт бы побрал! Мы тут, как в мышеловке. Но держись, земляки! — орал Донька, заменивший убитого ротного. — Сколько же вас налицо?