А во-вторых, здесь комфортно. Даже слишком. Дышится легко, давление в норме, не холодно, не жарко. Оттого, надо понимать, что мое восприятие атмосферы, давления, температуры под землянские ощущения антрацитовой протоплазмой подстроены.
Главное же доказательство искусственности Камагулона – твердый купол над головой, из центра которого в озеро иногда столб света бьет, после чего вода в озере бурлит, медузята с медузищами кружатся и что-то матрицируют. О последствиях – см. выше.
Тепло- и водообмен тоже классно устроены. Раз в здешние сутки (ровно в полдень – это я так решил, чтобы легче в здешних сутках ориентироваться) над Вымяобразными горами - гроза. С громом, молниями и тропическим ливнем сплошной стеной минут на пять. Дальше понятно: с гор по склонам ручейками водичка - снова в озеро.
Песочек на берегу песчинка к песчинке, кубик к кубику, как я уже говорил. Треугольные с одинаковыми зубчиками скалы по периметру – что-то вроде ограждения. Не первого и не единственного. Первая линия - это белая паутина там, где кончается пляж и начинаются джунгли. Поэтому, кстати, на пляже почти никакой живности, кроме коричневых ковриков да чебурекоподобных лопухов. Прочей фауны не видать, но, судя по сюрреалистическим крикам, рыкам и квакам вдалеке, таковая имеется.
Даже в рамках моего незаконченного основного школьного увиденное однозначно наводит на мысль о гигантском полигоне для испытаний продвинутых нанотехнологий. Относительно гигантского - по кривизне и близости линии горизонта видно: Камагулон немногим меньше нашей Луны. Но что полигон – точно. И явно рассчитанный на галактическую, как минимум, перспективу. Медузообразная протоплазма – та ещё нано… черт ее знает что. Даже одежда на мне - не подкопаешься: привычная, родная. Достал из кармана джинсов монетку – обычный полтинник 1998 года выпуска. На ближайшего братишку-медузенка сверху бросил – мигом рассосалась. То есть субатоммарный синтез этой антрацитовой нано - на раз-два. В озере, надо полагать, не просто водичка, а таблица Менделеева в жидком виде. И вообще материала для синтеза навалом: озеро ведь на дне чаши-кратера, поэтому в него что-нибудь постоянно течет и иногда сыплется. Недалеко от меня ручеек - по вкусовым ощущениям в натуре вода. Правда, что чистая Н2О, зуб не дам. Фиг его знает, на каких принципах устроен теперешний мой метаболизм, но в озере у берега такая же, а дальше жидкая коллоидная взвесь, наподобие маминого бульона, из которого, остывая, холодец получается.
Одно время потряхивало: а вдруг я сам, антрацитовый изнутри плюс разум Степана Баркатова, стабилен здесь благодаря какому-нибудь силовому полю? Вдруг отойду метров на триста – и привет, растекусь нафиг, как прочие дубли? Поэтому и не отходил. Когда пятую точку отсидел, вдоль берега чуть вперед и тут же назад прошелся. Полюбовался на окрестности и ничего стоящего внимания не пропустил ввиду отсутствия наличия такового. Нашел еще пару ручейков, в каждом водичку проинспектировал и жажду утолил. С избытком утолил. Так, что по мокрому приспичило, а когда на это дело подписался, надежда проклюнулась: если метаболизм имеет место быть, то, может, я все-таки автономный, ни от какого поля не зависящий?
Сразу есть захотелось. Едва подумал: «Мама дорогая, а чем я питаться-то буду?» - смотрю: ко мне коврики коричневые ползут. Первый, приблизившись, меняться начал. А у меня под ложечкой сосет, оттого что я себе ломоть булки с толстым куском буженины представил. Я представил, а коврик представился. Огромным бутербродом с бужениной. Выходит, коврики с озерными медузами – из одной оперы. Я гулливерский бутерброд силою воображения поделил на кучу маленьких и в процессе поедания до вкуса настоящего хлеба и домашней буженины довел. Не тарталетки ведь из супермаркета, про которые я знать не знаю, из чего они делаются.
После ужина оптимизма прибавилось. В целом, неплохое местечко. Могло быть хуже. Скатерти-самобранки кругом, и наверняка что-нибудь еще найдется. Уже интересно: походить, поискать. Пользуясь случаем, в качестве засланца-попаданца все изучить, исследовать, инвентаризацию провести и составить подробную опись имущества. Но – завтра. В смысле, когда проснусь. А сейчас, коли трапезу ужином обозвал, ничего другого не остается, кроме как самому себе спокойной ночи пожелать.