Вдовицина потопталась на месте и пошла к двери. Учительница окликнула ее:
— Узелок-то возьми, Валентина Васильевна.
Ни говоря ни слова, Вдовицина вернулась, взяла со стола бидон с медом, завязанный в белый головной платок, и опять пошла, но учительница спросила:
— А «до свидания» будет, Валентина Васильевна?
— Будет, — пообещала та и сказала тихим голосом, в который прокрадывались слезы:
— До свидания.
— До свидания, Валя.
— До свидания… Августа Николаевна…
Доярка ушла, притворив за собою дверь.
В деревне ничего не скроешь, и Сережа знал, что Вдовицина и некоторые другие родители ходят к Августе Николаевне с подношениями, чтобы она ставила хорошие оценки их детям-двоечникам. Не было случая, чтобы учительница приняла хоть что-нибудь, но, зная это, горе-родители продолжали ходить с тайной надеждой: а вдруг на этот раз примет?
Августа Николаевна посмотрела на дверь и попросила мальчика:
— Посиди со мной, Сережа. Порисуй.
Она посадила его за торец длинного учительского стола, покрытого зеленым сукном в чернильных пятнах, дала чистый листок бумаги и карандаш. А сама села у другого конца стола проверять тетради.
Сережа стал прикидывать, чего он нарисует. Ничего особенного мальчик придумать не смог, пошептал для удачи тему будущего рисунка и стал рисовать: что выйдет, то выйдет. Пока мальчик водил карандашом, боковым зрением он видел учительницу. На лице ее жило извечное, застарелое страдание: ничего не пропустить, вывести самую справедливую оценку и продумать, какому ученику или ученице что и как передать на словах. Иногда, как и Сережа, она вышептывала свои слова, и в это время они были очень похожи — десятилетний мальчик и старая учительница.
Не отрываясь от работы, Августа Николаевна попросила:
— Сережа, покажи, что ты нарисовал.
С одного конца стола на другой он перенес рисунок и карандаш, положил перед учительницей и вместе с ней стал рассматривать нарисованное.
На бумаге были изображены две широкие рыбы, в толще воды плавающие одна над другой. А у самого дна, где росли водоросли, держались стайкой семь маленьких рыбок — мал мала меньше.
Учительница молча разглядывала рисунок и наконец спросила:
— Что это за рыбы?
— Лещи…
— А около дна?
— Около дна ходят маленькие лещёнки. Тут — лещи, а там — лещёнки…
— Хорошо ты нарисовал, Сережа, — похвалила учительница. — Жизненно.
Она полюбовалась рисунком и попросила:
— Оставь мне его, ладно?
— Оставлю.
— За рисунок тебе спасибо. А сейчас иди домой, Сережа. До свидания!
Учительница стала листать тетради, что-то шепча про себя. Должно быть, Августа Николаевна старалась не потерять важную мысль, которую ей предстояло завтра высказать на уроке. Боясь ей помешать, Сережа тихонько сказал «до свидания» и вышел из учительской.
В школе было тихо. Все давно разошлись, и в коридоре, где на разные лады скрипели половицы, одевшись, Сережа задержался около тумбочки. На ней, на скатерке с кружевами, стоял колокольчик «Дар Валдая». Это был скорее маленький колокол, с медалями на боках, со сточенными от усердной работы краями, белый от обилия серебра в нем.
Из-за этого серебра и звон у него чистый, раскатистый да с подголосьями!
Не в первый раз мальчик подавил в себе желание зазвонить в колокол, обернулся, не подсматривает ли кто за ним, и пошел домой.
Ледяной Лебедь
Дома без дедушки все выстыло, даже печка, протопленная недавно, и в нахолодавших комнатах бойко выговаривали часы:
— Тик-так!
На окнах мороз нарисовал ледовые папоротники; в избе было много холоднее, чем в школе, и без горячего чая тут не обойтись.
Накинув полушубок, мальчик с чайником вышел в сени, где стояли ведра с родниковой водой. Здесь было темновато, и свет проникал сюда из маленького окошка, прорубленного в венце, закрытого не рамой, а стеклышком на гвоздях.
На стеклышке мороз нарисовал дивного Лебедя, искрящегося, как алмаз, а рядом с ним белую кувшинку.
Поглядывая на оконце, мальчик ковшиком разбил лед в ведре, набрал в чайник воды и прошел в заднюю избу. Там он поставил чайник на огонь на газовую плиту, и, когда чай вскипел, Сережа долго пил его с толстыми ломтями хлеба, грея о стакан ладони, расплющенные ранней работой, большие не по возрасту.
— Тик-так!
Сережа посмотрел на часы и поразился: времени-то совсем мало, а кажется, что день прошел.
Как-то надо прожить до утра, а там опять школа!