Тонкие ноздри шевельнулись, пропуская глубокий вдох. Дьявол вслушивался и всматривался в Верону так бесцеремонно, что едва ли не лапал и ее душу. Ведьма чувствовала, как по щекам потекли слезы.
— Камнями? Они не могут и не смогут до меня дотронуться. И ты меня не трогай, черный… У меня после твоих зверств не осталось на тебя сердца. Просто отпусти.
— Это пока. А вот если срезать с тебя твои обереги вместе с кожей, ведьма… Но даже если нет, — пока здесь есть я, — черный неожиданно схватился за подбородок Вероны, и ладное мужское лицо исказилось в гримасе отвращения, когда на его руке проступили уродливые рубцы и язвы, — им придется брать пример и терпеть. Никто ведь не говорит, что наша доля легка и приятна. Зато ты больше сюда не сунешься — да и во всем городе, глядишь, свободнее будет дышать…
Стоявший сзади амбал тряхнул Верону за ворот и плечи пальто, намереваясь сорвать верхнюю одежду; бритоголовый, переступив через Машкин труп, направил нож на новую жертву. Верона бы вскрикнула, но спазм в горле не позволил вырваться эмоции. Она только крепче сжала запястье и зашептала прямо в тонкий шрам:
— Шахрур, я желаю, чтобы ты защитил меня и наказал обидчиков.
Верона закрыла глаза, зажмурилась, ожидая боли.
— Что ты там сказала?..
Голос Дьявола дрогнул, — а вместе с ним и восторженная тьма вокруг. В следующую секунду она загудела, словно лесной пожар, и хор взвывших бесов вторил ей. Если до этого Верона чувствовала лишь пробирающий до костей холод ужаса, то теперь воздух раскалился от гнева, сбоку запахло жженой серой и плотью. Амбал, что держал ведьму, отпрянул назад.
— Верона!
Голос Шахрура звучал что рокот извергающегося вулкана. Открыв глаза, Верона увидела: бритоголовый корчился в охваченных пламенем руках. Джинн вдавливал пальцы в его глазницы, выжигал лицо и заодно все черное существо мучителя. От амбала же, оказавшегося первым, остался лишь пепел.
— Это что, джинн?! Так у тебя свои демоны, ведьма! Это уже не назовешь любопытством!.. — истерично хохотнул белоглазый, что от огня отскочил на добрых три шага. Шахрур, плюнув искрами и дымом себе под ноги, где растеклась тень второго соперника, вышел вперед и заслонил собой Верону.
— Kol khara, mitneka{?}[(араб.) жри дерьмо, ублюдок!]! — пророкотал он. — Да, свои…
— Это непростительно… Шахрур, да? Это же нонсенс — служить белой ведьме! Или ты склоняешь ее к греху, а? Ну, знаешь… Говорят, если извратить святого — изгоняют из бездны… Мол, выше нет святотатства.
Дьявол все смеялся и отступал, не позволяя Шаху приблизиться настолько, чтобы тот мог достать его. Верона прижала кисти к груди, всхлипывая от переполнявших внутреннюю чашу эмоций.
— Осторожно, — шептала ведьма Шахруру. — Этот… Он Дьявол. В нем тьма чернее всего.
— Я знаю. Я вижу его, Верона, но…
— Но! — вновь перебил белоглазый, отфыркиваясь. — Не хочу марать руки. Не мне и не сейчас решать вашу судьбу, голубки. Так что летите. И поосторожнее с желаниями, ведьма, — напутствовал он с мрачной и злой улыбкой. — Они дорого стоят.
Давящий на виски беззвучный шум нахлынул с новой силой — да такой, что на миг Верона потеряла способность видеть, слышать и чувствовать. Все закружилось, и ведьма осела на землю. А когда тьма рассеялась, улица приняла привычный вид — разве что ночь наступила в полном праве, а с мелкой моросью и ветром пришли холода. Бездыханное тело женщины неподалеку да грубый шрам от цепи на руке — вот и все, что осталось от наваждения.
— Верона! Как ты? Тебя ранили? — горячие ладони джинна вцепились в плечи. Шахрур исполнил ведьмину волю, но голос его надламывался от искреннего волнения: — Я весь день тебя пытался найти… Звонил… Как тебя вообще унесло сюда?
— Они ее убили, — всхлипнула Верона, больше не в силах держать горе. Немо указывала на тело. — Они ее просто убили. Забрали душу. Душу сожрала тьма, я видела… Они… Я пыталась…
— Верона…
Шахрур помог ведьме подняться и отвел в сторону, прежде чем крепко прижать к себе. Твердая ладонь ласково разглаживала мокрые волосы.
— Есть вещи, в которые опасно вмешиваться… Демоны… Черные… Они ведь все не просто так существуют, правда? Это жестоко, но эта женщина… Это она сделала выбор. И делала много выборов в прошлом. И за нее кто-то, возможно, делал выборы. Нельзя спасти всех, Верона. Особенно — когда они сами не находят сил спасаться. Особенно когда след грязи и крови — слишком… слишком длинный. Нас всегда учили… Нас учат искать именно таких людей, чтобы предлагать сделки. — Шах вздохнул и, осторожно взяв Верону под локти, внимательно посмотрел ей в глаза. — Я думаю, нам нужно вызвать полицию и решить, что мы им скажем. Придется немного врать…
Верона судорожно выдохнула, прижавшись крепче. Руку жгло, а сердце и того сильнее, от горького привкуса чужих слов. Где-то на краю сознания зависла неприятная, злая, страшная мысль. Но ведьма так и не превозмогла ее.
Верона прятала запястье в пальто, пока Шахрур являл дар сладкоречия. Представителям закона одного взгляда на ведьму хватило, чтобы удержаться от повторного допроса. Как-то очень легко была принята версия, будто она нашла труп женщины и так перепугалась в темноте, что, пытаясь ее откачать, устроила какую-то возню вокруг тела. А после увидела ножевое ранение, пришла в шок и теперь не может говорить, не заикаясь.
Верона едва дотерпела до дома, чтобы поскорее снять одежду, хранящую запах и воспоминания. Теперь, когда ведьма лишилась объятий джинна, она всеми силами избегала смотреть ему в глаза. Хватило бы просто запереться в ванной или вновь сбежать из дома, но Верона смогла только спрятать взгляд в стряпню.
— Прежде чем ты произнесла желание… — вдруг заговорил Шахрур ведьме в спину. Он молчал большую часть вечера, но постоянно был рядом по этой своей дурной привычке: пристальный взгляд жег кожу, ворошил мысли и эмоции. Джинн все лез, лез без спросу, куда не звали. — Я очень остро чувствовал тебя, хозяйка. Чувствовал, что ты в беде, будто даже знал, в какой ты стороне. Сначала казалось, что с ума схожу…
Верона тяжело вздохнула в попытках избавиться от спрессованного напряжения внутри. Но свинец в груди никак не выходило вытравить.
— Я заплачу душой? Так теряется свет. Во грехе… — ведьма шмыгнула носом, и слезы снова полились сами собой.
— Черт, нет! — Шахрур вскочил на ноги. — Я не трону твою душу. Я и Исмаила отпустил, ведь помнишь? У нас просто договор — в обмен на мою свободу… Никакого греха здесь нет. Я не причиню тебе вреда.
Сухие пальцы Шахрура опустились на ведьмино лицо, чтобы стереть соленую влагу. Джинн заставлял смотреть на себя, держался твердо, а тепло его тела пахло защитой и состраданием.
— Сказал демон, который на моих глазах измучил человека, — невесело усмехнулась Верона, отмахнувшись от чужой руки. — Я испачкалась. Все испортила. Я думала, что смогу спасти всех. Но с каждый шагом становится только хуже… От черного инструмента благих деяний, выходит, все превращается во тьму… А этот… Дьявол. Он всю мою защиту сломал… Как щепку!
— И ты спасаешь, — настаивал Шахрур. — Но ты не можешь быть ответственна за каждого, Верона, не можешь решить за каждого! Он был сильнее — этот Шайтан. И в том месте, очевидно, он обладал особой властью. Прикормился. Но разве ты сделала что-то злое, скажи мне? Ты и меня призвала к смирению. Убедила. Еще без всяких договоров. Ты предлагаешь помощь. Ты честная, и душа у тебя добрая. А клясть себя, терять веру… Этого тьма и добивается. Этим она испытывает каждого. Ты не должна верить врагу, не должна поддаваться — вот что важно.
Верона сдавленно всхлипывала, глядя на Шахрура. Она впервые столкнулась с той силой, которую никогда не ведала. Стать затворницей теперь захотелось пуще прежнего, но пока единственный свой покой она вновь смогла обрести в объятиях черного: ведьма спрятала лицо в его груди, крепко вжимаясь в сильное тело. Шахрур бережно укачивал ее, уложив подбородок на макушку.