И все стихло.
— Верона, нельзя! Там никого нет. Давай, выходи.
— Но там кричали! — Верона несколько раз рванулась из рук джинна, но спустя мгновения осознала мертвую тишину за спиной.
— И закричат еще, если ты будешь верить. Это тьма. В прошлый раз Шайтан уже увидел твое слабое место. Ты пойдешь туда по зову своего долга — и пропадешь, обманутая. — Шахрур напряженно стиснул челюсти, двинул желваками, заглядывая ведьме в глаза. — Кому ты веришь: мне или голосу из ада, что только что наступал нам на пятки?
Показалось, что между деревьев вновь на секунду скользнуло эхо рыданий. Мрачно гудела чернота, глубокая и необъятная, словно подначивала, насмехалась: «Бежишь, бежишь, значит?» Верона измученно выдохнула, и с этим воздухом лишилась всех сил; уткнулась Шахруру в плечо.
— Хочу домой.
Шаг за калитку на улицу оглушил размеренным ночным дыханием города; зашумел лес на ветру, и сырой воздух обдал лицо. Теней стало меньше — будто с глаз темные очки сняли. Когда Шах достал из кармана телефон, чтобы вызвать такси, часы показывали уже полтретьего.
========== Глава 9 ==========
Комментарий к Глава 9
Аудиоверсия: https://clck.ru/ZLwSp
Верона не обладала развитой силой, чтобы сопротивляться тьме. Такой жирной и всепоглощающей, словно глубоководный спрут, ожившее черное нечто. Ведьма всей душой чувствовала, как его щупальца проникают под одежду и тянутся сразу к шее, но лишь чтобы напугать. А после — сквозь плоть и в сердце.
Дом казался нерушимой крепостью. И за его порогом, за закрытой дверью сразу стало легче дышать. Ведьма скинула пальто, сапоги и, забыв обо всем, рванула в комнату к свечам, благовониям, молитвам. Только когда каждый угол убежища приятно подсветился, Верона успокоилась и поспешила снять с себя уличную одежду, словно она пропиталась непростительным смогом чужеродного присутствия. Спустя час она обнаружила свое одиночество, закрытую дверь комнаты. Сбежала. Как всегда, сбежала в муку самостоятельности, лишь бы не казаться обременительной.
Ведьма на цыпочках, стараясь не наступить на подол сорочки, подкралась к двери и припала к деревянному телу ухом. Тихо. Секунда прошла в ожидании, другая… С той стороны скрипнул под живым весом косяк, раздался вздох, и затем — короткий осторожный стук.
— Верона?
Ведьма дрогнула. Пока открывала дверь, придумала колкую фразу: что джинн действительно исполняет желания даже без сил. Хочешь его видеть — он тут как тут. Но Верона так и не смогла произнести шутку.
— Я хотела немного обезопаситься, — неловко улыбнулась ведьма, поджимая пальцы на ногах. Между нею и джинном стоял невидимый барьер, переступать который смел лишь белесый дух тлеющей полыни.
— Я, очевидно, тоже все еще несколько небезопасен, — беззлобно усмехнулся Шахрур, мельком взглянув на порог. — Просто хотел узнать, как ты… Думал, что, возможно, ты легла спать, но услышал, как ты подходишь.
Верона посмотрела вниз. Джинн тоже успел одомашниться, переоделся в трикотажные брюки и майку.
— Не говори так… Я просто не привыкла и боюсь теперь спать. Ну… — ведьма отвела взгляд в сторону, собираясь с мыслями. И не вернула его Шахруру, даже когда поинтересовалась: — Ты хочешь зайти?
— К тебе в комнату? Я… хочу.
Верона жестом попросила у джинна руку, переступив к нему за порог. Пальцем она чертила на запястье знаки и открывала один за другим свои невидимые замки. Позади раздраженно ворчал домовой — даже швырнул что-то с полки на пол в знак протеста.
— Все, — улыбнулась ведьма, перехватив руку джинна так, чтобы потянуть его за собой. И увлекла с самое сердце своего логова: на мягкий ковер, под мертвые взоры сухостоя и пустоглазых черепов. Шахрур шагал за Вероной осторожно, оглядываясь по сторонам. На его лице отразилась беспокойная задумчивость: наверное, сравнивал то, что видел прежде во сне, с тем, что было наяву. Внимание джинна привлекала каждая мелочь: соседствующие на полках огромных шкафов тома и колдовские знаки, свечи с письменами, что таяли иначе обычных, тяжелые ткани в текстиле и сложенные на маленьком столике в углу рукописные книги. Наконец взгляд Шахрура остановился на небольшой кровати, примостившейся между комодом и стенкой. Любопытство сменилось смущением, и черные глаза метнулись к лицу Вероны.
— У тебя здесь красиво. Уютно и странно. В этой комнате вся ты…
Сухие пальцы вновь сплетались с пальцами Вероны где-то внизу, вне взглядов, даря близость и густое тепло — будто огонь, занявшись ровным жаром, послушно лизал попавшие в него ветви. Ведьма прижалась к плечу джинна. По руке побежала привычная колющая щекотка. Сама суть светлой напоминала ей, что черный всегда будет оставаться черным. Но Верона только заглядывала в теплые угольные глаза и забывала все предназначения и страхи. Возможно, потому теперь она почти не слышала зов крови, казалась беззащитной. Предала свою веру. Предала предков.
— Ты смешно целуешься. Я думала, черные все развязные, как бесы, — ухмыльнулась ведьма, вдруг отпрянув от Шаха, — словно убегала от него, но на деле — от собственных мыслей, — и усаживаясь на кровать. Сверлила джинна взглядом.
Тот, не заставив ждать, вновь оказался совсем близко, присел.
— Я могу быть развязным. Но с тобой чувствую себя иначе. Я боялся напугать, сделать что-то не так… К тому же это был мой первый поцелуй. Во плоти. И я не жалею, что не знал прежде такой ласки, потому что попробовал ее с самой желанной из всех.
Шахрур потянулся рукой к лицу Вероны, чтобы убрать прядь волос ей за ухо, а затем провести костяшками пальцев по щеке. Теперь, дома, он казался спокойнее и увереннее. Джинн доверял, у него было разрешение — и он тянулся навстречу, не боясь, увлеченный своим чувством.
— Вот так. Двести лет в обед, а целовался впервые.
Верона несколько раз про себя повторила новое определение: «Самая желанная». Можно ли было в это верить? Нет, нельзя.
— Я не понимаю, как так вышло… — выдохнула ведьма, поймав руку джинна и уложив ее на подтянутые к груди колени. Она перебирала пальцы, сталкиваясь своей прохладой с теплом чужой кожи. — Мы как травоядное и хищник. Я могу быть для тебя желанной только в одном смысле. Самом злом из всех.
— Разве это важно — как? — джинн усмехнулся. — Разве это важно к тому же, если я желаю тебя совсем иначе? Я уже говорил тебе, Верона. Не знаю, кто выдумал эти правила, но мне на них плевать. Верь только себе. Я тоже верю своему сердцу. Ahtagu elaik{?}[(араб.) Ты нужна мне.].
Верона улыбнулась себе под нос и какое-то время просто перекатывала внутри слова джинна. И даже самые загадочные, чужеродные из них казались медовыми. Натужно ведьма выискивала в сердце червоточину, злое чувство. Но молчало чутье, и только горела на запястье печать, но теперь говорила одно: «Рядом с тобой черный».
— Останешься со мной? — ведьма подняла взгляд на Шахрура.
Тот кивнул, щурясь. Щелкнул на стене выключатель, не тронутый ничьей рукой. Только свечи теплым сиянием разгоняли мрак; но в родном доме тьма не пугала. Джинн сам уложил Верону головой на подушку, устроился рядом — лицом к лицу, в томном полуобъятии.
— Inti albi{?}[(араб.) Ты мое сердце.], — шепнул он. А потом долго рассказывал что-то еще: нежно, напевно, совершенно неясно, — но каждый звук походил на молитву или колыбельную, но больше — на мерный шепот песков. Паузы между фразами были поцелуями: в щеки, веки, лоб, губы.
Эта неделя напоминала Вероне сон сильнее, чем самый невероятный из миражей, что она видела в своей жизни. Шахрур выглядел счастливым. Окрыленным. Буквально на следующий день дома завелись турка и кофе: джинн варил его по утрам, сдабривая ароматными специями, и встречал Верону на кухне с любовно приготовленным завтраком. Он строил какие-то планы, увлекал вечерами, среди дня засыпал комплиментами в сообщениях, говорил признания и сочинял целые оды на своем языке, учил таким сложным для славянского уха словам, чтобы ведьма могла понять хотя бы половину из них.