«Сладкоголосый умеет кого-то хвалить, удивительно…» — смеялась про себя Верона, отмечая, правда, и то, что похвалы джинна были чуть приятнее ругательств.
— И как же развлекается госпожа в свободное время? — Шахрур отнял взгляд от экрана и обернулся к ведьме. Та нахмурилась.
— Ты искал Писание, черный. Вот и разбирайся с ним, не отвлекайся.
— Я приберегу этот вопрос на потом, — промурлыкал джинн.
Ведьма решила оставить Шахрура в его поисках. Она верила: необходимый обряд можно было найти гораздо быстрее, но, вероятно, джинн не ограничивал себя в поиске лишь того, что отпустит Исмаила. Свою цель он, тем не менее, выполнил и в конце концов явился к Вероне с несколькими исписанными листами.
— Я решил, что правильнее будет, если сначала я покаюсь. Мне нужно совершить омовение. И после этого — чистая одежда. Или чистая простыня… Все остальное я сделаю сам. Ты можешь присутствовать, когда я буду читать аяты — я тебя позову. И поминать его имя на том языке и теми молитвами, какими захочешь, на третий, седьмой и сороковой день.
— Хорошо. Спасибо тебе, Шахрур. Это много стоит.
Верона подготовила все, что просил джинн. После этого он ушел — сначала в ванную, а затем назад в комнату. Несколько минут за закрытой дверью царила полная тишина — даже животные в доме притихли, будто стали соучастниками обряда. А затем ведьма смогла слушать и смотреть, как Шахрур, повернувшись лицом и телом к углу комнаты, неторопливо вполголоса читает погребальные молитвы на родном наречии. Наконец оно не звучало, как звериный рык или варварская ругань, а походило больше на песню причудливой птицы или взволнованное дыхание. Джинн держал руки на животе, и мышцы на его спине вздрагивали от внутреннего напряжения на каждом новом аяте, неизменно начинавшемся с «Аллаху Акбар!» А затем слова смолкли, Шахрур повернул голову сперва в правую сторону, в левую — и в ту же секунду колени у него подогнулись. С тихим стоном черный упал, опершись на дрожащие руки, с хрипом рывками втянул воздух — будто задыхался. Верона даже дернулась в его сторону, но вовремя себя остановила. Конечно, обряд нельзя прерывать непрошенной помощью. Тишина в последний раз забрала все. Шахрур, встрепенувшись, поднялся, отряхнулся, подвигал руками и размял шею; задумчиво посмотрел в потолок, вслушался:
— Ушел. Его больше здесь нет.
Ведьма согласилась. Исмаила действительно больше не было; тени по углам дома казались обыкновенными, не загадочными, не скрывающими в себе страданий. Не отягощала больше истерзанная душа жилище ведьмы, светлее стала энергетика. И даже домовой облегченно зашевелился на антресолях, сняв со своих плеч тяготы горя.
— А сразу так можно было? — ухмыльнулась ведьма, надышавшись очищенным воздухом. Шахрур ответил ей усмешкой и прищуром.
— Возможно. Если верить Корану, теперь ему придется пройти через могильные муки. Но если верить ему же, это лучше, чем Ад. А может, все будет гораздо проще и ему сделают скидку за то, чего он натерпелся в конце своей жизни… Во всяком случае, он свободен от меня, а я от него. Осталось нам расплатиться с тобой, женщина.
— Я надеюсь, с ним все будет ладно. И с нами тоже… Ты голоден?
Джинн тихо рассмеялся:
— То есть теперь накормишь меня мясом?
В семье у ведьмы было все просто. Гостеприимство — это когда ты даруешь свою энергию другому человеку. Через еду, подарки или напитки, — неважно. Главное, обмен и сохранение баланса во всем. Верона решила, что раз Шахрур встал на мирную дорожку, стоило его и в этих первых шагах поддержать. Тот, расслабившись и успокоившись, вовсю наслаждался хозяйкиной щедростью. А с аппетитом проснулось и любопытство.
— Так как ты развлекаешься, о, милостивая? — прожевав очередной кусок, вернулся к своему прежнему вопросу Шахрур.
Верона выключила отчаянно засвистевший чайник, после залив кипятком чай в заварнике.
— Как все, наверное. Смотрю фильмы, читаю книги, гуляю… Играю в игры. Я чаще провожу время в одиночестве, люди меня утомляют. Я слышу их беды и боль. Поэтому и вкусы в развлечениях у меня такие, чтобы самого себя развлечь.
— Живешь, как подобает мудрецам. К плотским утехам, значит, тоже не стремишься? — томно выгнул брови джинн.
— Ну, я люблю готовить и кормить, а не есть, — напряженно сообщила Верона, дожидаясь чая. Шахрур на минуту замолчал, скрестив руки на груди и задумчиво окинув ведьму взглядом с ног до головы. Масленая улыбка расплылась на его заметно посвежевшем лице.
— Мы говорим об одних и тех же плотских утехах или ты уходишь от ответа, скромная госпожа? Я клоню к тому, что ты красивая молодая женщина — и хотя я понял причины твоего одиночества, мне сложно уложить в уме его полноту.
Верона нахмурилась и даже скрутила в руках полотенце, приготовившись отхлестать джинна за неуместные вопросы.
— Плотские утехи — потребности тела. Я не знаю, какие именно ты имеешь в виду. У-у-у-у-у, бесовская натура твоя! Ел бы молча, а не о дуростях спрашивал. Тоже мне, развлечение нашел…
— Я много лет провел взаперти! У меня там ни разговоров, ни плотских утех, ничего и никого. Я соскучился даже по боли! — рассмеялся Шахрур, очевидно, всегда крайне довольный, когда удавалось вывести ведьму на эмоцию. — Не сердись, хозяйка, поговори со мной, раз у нас мир.
— Не называй меня «госпожой», — добавила Верона, едва ли услышав слова про мир. — Почему не по имени?
— О, твое имя для моего уха звучит… Непристойно, госпожа, — джинн хмыкнул, кусая губы. — Не хочу соблазнять себя неуместными мыслями и невольно издеваться над тобой. Мне нужно привыкнуть.
— Непристойно? — Верона удивилась. — Почему? Я слышала только хорошие интерпретации…
— Потому что там, откуда родом я… Ох, арабы могут быть очень злословны, хозяйка, — вздохнул Шахрур и возвел глаза к небу, потирая запястья. — Это всего лишь глупая разница языков, похоже звучащие слова, — но тот, кто скажет «варааника» — можно сказать, предложит… не совсем традиционную форму сексуального соития{?}[].
Шахрур коротко кашлянул, прикрыв рукой секундный смешок. Верона сдавленно выдохнула, скрывая за подготовкой к чаепитию смущение. Скоро перед джинном оказалась полная чашка, сладости и надломленная в своем спокойствии ведьма.
— Ладно, называй как хочешь, — смирилась она, пряча нос в чашке. — У меня уже ощущение, что у вас все связано либо с кровью, либо с сексом, либо с соблазнами… Кошмар какой-то…
— Нет, у нас многое связано с красотой, сдержанностью, терпением, смирением и так далее. Мой народ, как и ваш народ, из тех, кто верят — они очень… Очень правильные. Слишком правильные, — закатил глаза джинн. — Но у тебя в гостях — проклятие рода моего, и если красоту я уважаю, то в преступлении остального привык себе не отказывать. А уж когда удается вселиться в молодое тело из плоти и крови!.. Все несдержанные мысли сами собой в голову лезут. Свобода пьянит.
Невинно взмахнув черными ресницами, Шахрур водрузил локти на стол и с удовольствием вдохнул запах угощения. Потчевала Верона ватрушками, и джинн сперва с любопытством разглядывал невиданное лакомство, а затем, отломив кусочек, решился попробовать. Последние отголоски дерзости как волной смыло.
— Вкусно.
— Наверное, тебе непривычна моя еда, — вздохнула ведьма, стараясь избавиться от сковывающих ее тем. — Ты можешь мне рассказать, что тебе нравится, я буду готовить.
— Я могу не только рассказать, — Шахрур подпер щеку рукой, — а научить. Могу и сам приготовить, если покажешь, как обращаться с твоей утварью. Но вообще я ем все. Главное, что вкусно. У тебя вкусно. А еще я хорошо торгуюсь, поэтому если возьмешь меня на рынок…
Верона усмехнулась, расслабляясь. Стало легче.
— Ого, я бы с радостью попробовала… А на рынок я не хочу, все в супермаркете покупаю. Там торговаться нельзя, к сожалению.
— Ну, это ты меня туда не отводила еще! Я умею творить чудеса… Нужно же мне как-то отработать свою новую одежду? Парикмахера? Исмаилу было не до ухода за собой, а я люблю выглядеть хорошо… — уже вовсю планировал Шахрур, набивая щеки. Верона только отмахивалась. Ел джинн жадно, будто пытался утолить голод за каждый год из проведенных в заточении, а потому совсем скоро большая часть ведьминых трудов упала ему в желудок. Закончив, Шахрур откинулся на спинку стула и сложил руки на животе.