Ага, Ингрид скажу спасибо и отблагодарю. А теперь времени нет, поэтому на ходу:
– Подожди минуту, – я умчалась вверх по лестнице, чтобы за тридцать секунд переодеться, ведь я для кормления оделась в домашнее-рабочее или проще говоря в то, чем давно пора мыть полы, так в школу не пойду. Ведь встречают по одежке, а значит, надо быть солидной. Не знаю каким чудом я четко извлекла те вещи, которые были самые качественные и мне подходящие, но оделась и спустилась я за минуту.
– Ого, я думал женщины так быстро одеваться не умеют, – присвистнул он, но я никак не отреагировала, обулась и выставив его за дверь, закрыла ее и помчалась в школу, по дороге пытаясь выпытать, что именно стряслось.
Но пацан ничего не знал, он просто был дежурным, поэтому, когда его вызвали в кабинет и передали информацию, которую он должен был донести, он и пошел.
В школу я влетела практически бегом, на ходу пугая всех встречных, просто я не сбавляла скорость, поэтому приходилось всем встречным отскакивать с моего пути. Если что-то случилось с моими детьми, порву всех.
Не зря бежала, когда я влетела (после стука, эти привычки не искоренить) в кабинет директора, там помимо самого директора, Юнаса, был еще какой-то мужчина (видимо, учитель), а еще был отец Юнаса – Ханс, и па-ба-бам его единственная Эмма. Кулаки сжались сами!
– Он очень проблемный парень, поэтому его стоит отправить в пещеры, – вещала та гадина, при этом делая страдальческое лицо, вот только столько яда в глазах и взгляд такой на меня из-под ресниц, я тебя, тварь, в этих пещерах и закопаю!
– Что здесь происходит? – даже не знала, что могу таким тоном разговаривать, а потом понеслось (пелена перед глазами и это уже была не я), – по какому праву происходит разбирательство над моим ребёнком в присутствие посторонних и почему меня не дождались?
Директор, до этого сидящий за столом, попытался встать, но от моих реплик так и остался стоять в позе «почти сел» или «практически встал», выпучив удивленно глаза. Ханс дернулся как от удара (так тебе, козлине, будешь знать, как детей в угоду бабе своей выгонять), учитель смотрел заинтересовано, а вот Эмма, меня на огне своих глаз поджаривала, причём так негуманно, сразу огонь на максимум, а как же разогреть на медленном?
– Простите, что значит, ваш ребёнок, вы ведь совсем недавно здесь появились? – о, директор обрел дар речи.
– Это не помешало мне принять на себя обязательства и официально высказать свое желание стать опекуном и матерью Юнасу, – да, когда надо я могу и надменно говорить и губы поджимать и нос морщить, короче аристократия так и прет.
– Вы высказали это только мальчику или кто-то присутствовал при этом разговоре? – директор смотрел на меня очень странно.
– При разговоре присутствовал Кьелл Ледяной, – официоз так официоз.
– Дирк, – обратился директор к неопознанному мужчине и тот быстро вышел в коридоре, чтобы секунд через тридцать зайти и только кивнуть головой, это они, видимо, мои слова проверяли. Интересно как связались с Кьеллом?
– Ханс, ее слова правда, и она официально опекун мальчика, вместе с Ледяным, – директор говорил так, как будто извинялся, – ты ведь знаешь с этого момента, как появились двое разнополых опекунов, ты больше ничего не решаешь, – надо взять на заметку, хочу свод законов!
Ханс ничего не ответил, только кивнул, с такой тоской и болью глянув на мальчика, который даже взгляд от пола не поднял, но я бы не была женщиной, если бы не заметила несколько капель, сорвавшихся с щек Юнаса. Очень захотелось подойди и обнять ребёнка, но пока нельзя.
– Ханс его отец и имеет право решать его судьбу и его наказания! – вот и Эмма визжит, а то прям соскучилась за ее противным голосом, – Иначе мы перестанем вносить отчисления на его жизнь! – свод, мне нужен свод законов, что она тут лепит?
– Это решение Ханса, – директор был спокоен, хотя и смотрел на женщину очень неодобрительно, она, видимо, это заметила, потому что поменяла тактику.
– Она тут совсем недавно, это какой-то план, чтобы прижиться тут, мы забираем мальчика к нам, – в это время я смотрела только на Юнаса, поэтому заметила, как тот вздрогнул, вот и ответ, так что щаз, дорогуша.
– То есть вы выгнали ребенка на улицу, без еды, одежды и объяснений, потому что он мешал жизнь устраивать, а теперь решили, что можете забрать ребенка себе? Он вам что, животина безмозглая, хотя и с ними так нормальные не поступают, а он норманн! – чуть не сказала “человек”, – Юнас, ты хочешь вернуться в дом отца?
– Нет, – очень сухой ответ и абсолютно неэмоциональный голос.
– Еще вопросы к этим посторонним есть? – это я директору, тот отрицательно машет головой, а я, пройдя ближе, встала возле ребенка и посмотрела на Ханса, – ты выгнал сына, – очень медленно и четко проговаривала я слова, – сына от любимой женщины, тебе нет прощения. Я запрещаю тебе и твоей бабе, – о как их передернуло, а эта даже рот открыла, орать, видимо, хотела, прости меня, мамочка, за такое хамское поведение, это не я, это все пелена и сумасшествие, и стресс, – подходить, разговаривать или как-то взаимодействовать с моим сыном, – «моим» я голосом так выделили, что Ханс дрогнул, – если я узнаю, что вы пытаетесь ему вредить, я не посмотрю ни на что, отомщу так, что вам захочется под землю залезть и там до скончания времен сидеть.
В кабинете была звенящая тишина, а я, не моргая и не отводя взгляд смотрела четко в глаза Хансу, и он отвел взгляд первым.
– Ханс, ты это стерпишь? – и тут чудо, впервые он чуть рыкнул на эту его единственную.
– Уходим!
– Ханс?
– Быстро, – и даже чуть подтолкнул ее к выходу, а я продолжала стоять и смотреть на них с гордо задранной головой (ведь они все огромные, мне нужна табуретка, чтобы при устрашении на нее становиться и быть выше). В дверях мужчина задержался и тихо сказал, – прости сын, потому что я себя никогда не прощу, мне еще предстоит перед твоей матерью за гранью на коленях вечность стоять и вымаливать прощение за мой поступок.
Дверь закрылась, я же повернулась к директору и сурово (маскируя комок в горле) спросила:
– Какие претензии к моему сыну?
– Он полез в драку к парню из старшего класса, драки в школе запрещены, поэтому сейчас стоит вопрос об его отчислении, – понятно, что ничего не понятно.
– Юнас, – мальчишка, видимо, в ступоре, беру его за руку и чуть тереблю, – почему ты подрался с тем парнем?
– Я обещал, – краткость сестра ничегонепонимания.
– Что обещал? – терпение и только терпение.
– Я обещал тебе, что защищу Дани, – мне показалось, что что-то взорвалось.
– Тот парень попытался обидеть Дани? – лицо я еще как-то стараюсь контролировать, а вот голос почему-то больше напоминает шипение рассерженной кобры.
– Они твердили, что он «грязный», – директор кхекнул, а вот учитель постучал ручкой об поручень кресла, да, стояли тут только приглашенные, директор и учитель сидели себе комфортно, – я попросил его заткнуться, но он не унимался, а потом они стали полоскать твое имя, говорить гадости про тебя, меня, Дани и Кьелла, он толкнул Дани и я избил его, – вот так тебе краткий пересказ истории.
– Мне обещали, что в школе нет разницы, кто учится: норманн или человек. Моего сына попытался избить старшеклассник, при этом оскорбляя моих детей, меня и Кьелла. Когда мой второй сын защитил младшего, его решили наказать. Что же тогда будет второму парню?
– Он избит, поэтому считается пострадавшим и под наказание не попадает, только физические упражнения и дополнительные часы тренировок, – директор говорил все менее уверенно, потом вообще замолчал, понимая, как это звучит со стороны.
– Парень, который старше, сильнее моего сына, избит? Серьезно? – я посмотрела на директора, чтобы он задумался и над этой подставой.
– Юнас очень талантливый воин, – директор еще пытается оправдаться, но уже и сам сомневается.