Своей численностью городской «полк» по крайней мере на порядок превосходил княжескую дружину. Неудивительно, что в случае конфликта князя с городом, когда горожане расторгали договор с князем и «казали ему путь чист», неугодному «самодержцу» ничего не оставалось как подчиниться и отправиться по указанному пути искать другого «стола». Для вооруженного противодействия сил дружины явно было недостаточно.
Суверенитет древнерусских городов-государств ярко проявляется в том, что они вступали в дипломатические сношения — «правили посольства» друг к другу и в отдаленные страны. В 1164 г. к византийскому императору Мануилу прибыли «Кыевский сол (посол) и Суждальскый сол Илья, и Переяславьскый, и Черниговьскый». В 1229 г. для заключения договора с Ригой и Готским берегом отправились послы «от Смолнян», то есть послы городской общины участвовали в заключении договора наряду с княжескими и отдельно от них. Существовал и институт «международного посредничества»: в 1135 г. «ходил Мирослав посадник из Новгорода мирить киевлян с черниговцами», успеха акция, правда, не имела.
В целом позволительно утверждать, что политическая система древнерусской волости была вполне «демократической» (постоянно имея в виду условность и неточность употребления современной политической терминологии по отношению к такой удаленной эпохе). По всей видимости, в рамках города существовал некий олигархический орган. Однако скудные сохранившиеся источники не позволяют сказать ничего определенного относительно статуса упоминаемых в них «старцев градских», с которыми, например, в 988 г. держит совет относительно принятия новой веры князь Владимир Святославич. Во всяком случае не будет большим преувеличением утверждать, что русские волости не отличались в этом отношении по своему устройству от античных полисов и городов-государств средневековой Европы. Но только в античном полисе не было князя с дружиной, а русский город не знал западноевропейской «коммунальной революции» — этому препятствовала сама его структура, он состоял из княжеских и боярских дворов-кварталов. Один из лучших знатоков Древней Руси И. Я. Фроянов пришел к заключению, что «с помощью веча, бывшего верховным органом власти городов-государств на Руси второй половины XI — начала XIII в., народ влиял на ход политической жизни в желательном для себя направлении». Едва ли положение было существенно иным в предшествующие два столетия.
Изучение всего комплекса источников, доступных нам, неизбежно приводит к выводу, впервые сформулированному историком древнерусского права В. И. Сергеевским еще в начале XX столетия:
«…Наша древность не знает единого „государства Российского“; она имеет дело со множеством единовременно существующих небольших государств». Трудно говорить о Древней Руси как едином государстве при отсутствии единой административной организации, единого «экономического пространства» и даже общего наименования, охватывающего все русские земли-волости, население которых, довольно резко отличавшееся хозяйственными и культурными обычаями, невозможно представить в виде «единой древнерусской народности».
Наши летописи говорят о «русской земле» в совершенно своеобразном смысле, и значение этого словосочетания остается не вполне ясным. В частности, в 1145 г. «вся Русская земля» ходила походом на… Галич. С помощью скрупулезного анализа семисот упоминаний «русской земли» в памятниках домонгольской эпохи, проведенного В. А. Кучкиным, было установлено, что словосочетание это используется в двух различных значениях. «Русской землей» «в узком смысле» именуются южные волости в нижнем течении Днепра, южного Буга и Днестра. Причем в состав этой «русской земли» никогда не включаются области Великого Новгорода, Полоцка, Смоленска, Суздаля (Владимира), Рязани, Мурома, Галича и Владимира на Волыни. Относительно смысла и происхождения этого словоупотребления нет даже убедительной гипотезы. Помимо этого, словосочетание «русская земля» употребляется «в широком смысле», и тогда она охватывает не только те земли, которые мы и сейчас назвали бы русскими, но и болгарские, польские, валашские, а позднее и литовские города. В основе этого объединения лежал принцип единства церковнославянского языка. Таким образом, «русская земля» «в широком смысле» — совокупность земель, исповедующих истинную веру, связанную с церковнославянским языком, т. е. вообще православный, богоспасаемый мир. Но это представление древнерусских книжников мало влияло на политические реалии Древней Руси, которая предстает совокупностью независимых земель, объединяемых общностью веры, княжеской династии и языка.