«Любезный князь!
Ваш внук господин Нератов определен в число юнкеров при Коллегии, положенных для службы в архиве и под начало управляющего господина действительного статского советника Бантыш-Каменского. Советую внуку Вашему приступить к исполнению своих обязанностей немедля, ибо мест оных в архиве мало, а желающих служить предостаточно».
— Поздравляю, ваше благородие, — заулыбался дед, протягивая внуку письмо князя Куракина. — Теперь ты чиновник четырнадцатого класса одного из самых привилегированных заведений Москвы.
В московском свете, на раутах и балах, архивные юноши уже давно заступили место екатерининских гвардейских сержантов.
В общем, работа была не трудная, особых усилий и затрат не требующая, правда, весьма нудная. Ну да так всегда бывает, когда каждый день повторяется одно и то же. Да и порядок на службе не отличался разнообразием. Дмитрий приходил в архив, младший член канцелярии приносил стопку древних рукописей с номерами и надписями об их содержании, а Дмитрий надписи переписывал в чистую тетрадь. В общей для всех комнате, несмотря на то что управляющий архивом был совершенно глух, стояла тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием перьев.
Но, когда время присутствия истекало, начиналась иная жизнь. Зимой не было и дня, чтобы кто-либо из знатных вельмож не давал бала, на большинство коих князь Гундоров получал приглашения для себя и внука. Ближней и дальней родни у Гундорова в Первопрестольной было много: князья Тюфякины, Всеволожские, Мещерские… С князьями Хилковыми и Гагариными он и вовсе был одного корня. А уж про рауты и званые обеды и говорить не приходится.
С Настей Нератов встречался уже две недели. Свидания происходили либо в театре, либо в беседке на Пресненских прудах, где по средам и воскресеньям звучала для публики роговая музыка.
Настенька отличала его среди многочисленных своих поклонников, соглашалась на встречи наедине, и это были самые счастливые минуты для него, он жил ими все дни до следующей встречи. Дышать с ней одним воздухом, смотреть в ее черные бездонные глаза, то задумчивые, то полные искорок смеха, готовых вот-вот брызнуть из ее глаз, — это ли было не счастье и высшее блаженство! А ее голос, негромкий, но полный каких-то загадочных, непонятных ему обертонов? Он проникал в самое сердце и оставлял в нем сладкую музыку, самую лучшую из всего, что он слышал. Конечно, просто сказать: не думай о ней. А вот как это исполнить, когда и мыслей-то других нет, кроме как о Настеньке. Да и какие иные мысли могут прийти здесь, под низкими сводами подвала мрачной храмины в глухом переулке за Покровкой, где помещался архив Коллегии иностранных дел. Ну не думать же, в самом деле, об этих кипах полуистлевших столбцов с мертвыми буквами, содержание коих надлежало переписывать в чистую тетрадь.
Ну как не думать о Настеньке под скрип гусиных перьев и нечастые брюзжания глухого старика-археографа, тем более что завтра они снова встретятся в беседке на Пресненских прудах!
Нет, это было невозможно.
8
— Ну что мы все время говорим с вами об этом Вронском? — нахмурился Дмитрий. — Неужели для вас нет более интересной темы? И это кольцо у вас на пальце… Его не было раньше.
— Это подарок, — как-то странно улыбнулась Настя и вытянула вперед руку, любуясь золотым колечком с агатом небесного цвета. — Правда, красивое?
— Ничего особенного, — не согласился с ней Дмитрий, сердце которого разрывалось от ревности. — Кольцо как кольцо. Это он вам подарил?
— Да. Константин Львович — очень приличный молодой человек, галантный и весьма деликатного обхождения…
— Вы рассуждаете, как… — Дмитрий прикусил губу и виновато посмотрел на Настю.
— Ну что же вы, договаривайте, — насмешливо посмотрела на Нератова Настя. — Ведь вы хотели сказать, как актриска, не так ли?
Она тихо покачала головой, что означало: я так и знала. Нератов, пытаясь оправдаться, произнес:
— Простите, у меня и в мыслях не было…
— Было, было, — усмехнулась Настя, перебив его. — Так ведь я и есть актриска. Ваш сиятельный дедушка ведь так меня называет? Или как-нибудь иначе? — заглянула она ему в глаза с какой-то потаенной мыслью.
— А при чем тут мой дедушка? — обиженным тоном произнес Дмитрий. — Мы, кажется, говорим не о нем, а об этом вашем Вронском.
— Ну во-первых, он не мой, — деланно вздохнула Настя и потупила глаза, отчего Дмитрий нахмурился еще более. — А во-вторых, он, и вправду, весьма симпатичный молодой человек.