— Влюбиться для молодого человека тоже вполне нормально, — заметила Наталия Михайловна.
— Было бы нормальным, ежели бы не объект приложения его чувств.
— А что такое?
— Он предложил руку и сердце актриске из Петровского театра, — уныло произнес Гундоров.
— Да что вы говорите? — звякнула чашечкой о блюдце Наталия Михайловна.
— Именно так, — трагически посмотрел на нее князь. — Причем актриска эта давно уже не девица и поведения самого разнузданного.
— Да, это действительно несчастье, — резюмировала графиня.
— Вот почему я пришел к вам, — Гундоров посмотрел на Загряжскую своими круглыми глазками, — просить вашей помощи.
— Понимаю, — после непродолжительного молчания ответила графиня. — Вы хотите, чтобы я познакомила его с девицей из приличной семьи и он отвлекся бы от этой актрисы. Так сказать, выбить клин клином.
— Вы правильно понимаете, — отставил чашку Александр Андреевич. — Однако мне необходима не просто девица, общаясь с которой он бы отвлекся от актриски, а невеста и будущая жена. Попросту говоря, мне необходимо его женить, и по возможности скорее.
— Резонно, — заметила Загряжская.
— У вас есть кто-нибудь поприличнее на примете?
— Приданое невесты вас интересует? — деловито спросила графиня.
— Не в такой степени, как оно интересовало бы меня в иных обстоятельствах. Пусть оно будет небольшим. Я хотел бы, чтобы как можно скорее совершилась помолвка.
— Ну, тогда я бы остановилась на двух кандидатурах, — раздумчиво произнесла Наталия Самсоновна.
— Я весь внимание, — подался вперед князь.
— Значит, так: вдовица Зинаида Аполлоновна Колокольцева, весьма богатая, имения в Московской и Пензенской губерниях, двадцать один год, и Ксения Панчулидзева, дочка Алексея Давыдовича, бывшего саратовского губернатора.
— А ей сколько лет? — поинтересовался Гундоров.
— Двадцатый. Очень богата, вернее, богат отец, наживший себе состояние казенными доходами от Елтонского соляного озера, когда еще был вице-губернатор. Но он прижимист и богатого приданого не даст.
— Я понял вас, — благодарно посмотрел на Загряжскую Гундоров. — Чаша моих весов склоняется в сторону вдовицы Колокольцевой, однако, Наталия Михайловна, — князь счел уместным положить свою ладонь на лапку графини, — переговорите-ка вы лучше с родителями обеих.
— С Колокольцевой надобно будет разговаривать с самой, — заметила ему Загряжская.
— Ну, с самой так с самой, — улыбнулся князь. — Полагаюсь на ваш опыт и участие к моему внуку. Главное, женить его как можно скорее.
— Поняла вас, — улыбнулась Загряжская, и лицо ее еще более покрылось сеточкой мелких и частых морщин.
— Не сомневался, что мы поймем друг друга, — улыбнулся в ответ князь и посмотрел на графиню так, как смотрел на нее пятьдесят два года назад, когда его представляли ей. В этом взгляде были восхищение, восторг, нежность, страсть, — словом, все, от чего сердце графини Загряжской тогда учащенно забилось. Впрочем, пятьдесят два года назад Наталия Михайловна еще не была Загряжской, а лицо ее не портила ни одна морщинка. Теперь же, как бы на нее ни смотрели и что бы ни говорили, сердце старой графини билось ровно и спокойно.
13
Комическая опера Михаила Попова «Анюта» шла на ура. Это была не первая ее постановка в театре. Анюту играли и Синявская, и Воробьева, и Сандунова. Синявская со своими дворянскими кровями мало походила на крестьянскую дочь, зато была весьма убедительна в конце пьесы, когда оказывалось, что она дочь полковника Цветкова, отдавшего ее в трудную для него минуту на воспитание крестьянину Мирону Воробьева, весьма шустрая девица в жизни, была таковой и в роли Анюты, и своими метаниями между предлагавшими ей руку и сердце работником Филатом и дворянином Виктором вызывала у публики вместо положенного в пьесе смеха некоторое раздражение, что для актерской игры было весьма не плохо, но в иной, не комической постановке. Сандунова же в свои тридцать с хвостиком и с бабьей дородностью вместо прописанной в пьесе юной девицы смотрелась зрелой женщиной, явно повидавшей в своей жизни не одного мужика. Брала она голосом, очень сильным и чистым, посему ей прощалось несоответствие лет и собственной фактуры. Однако во всех них комического было мало.
Настя играла Анюту впервые. И с начальных мгновений появления ее на сцене зрители сразу же поверили ей. Подходило к ее небольшому росточку, хрупкой фигурке и негромкому голосу даже имя — Анюта. Как ей удалось привнести комическое восприятие всего происходящего на сцене, осталось загадкой для публики. Однако когда старик Померанцев, игравший Мирона, пропел своим дрожащим тенорком: