В справедливости этого утверждения Виола ничуть не сомневалась.
Представить себе леди Давенпорт, выкрикивающую на улице пламенные лозунги в пользу эмансипации или отправляющуюся в тюрьму, чтобы пострадать за свои убеждения, было совершенно невозможно.
Точно так же Виола ни минуты не сомневалась в том, что и Рейберн Лайл глубоко равнодушен к суфражистскому движению или даже осуждает его.
Вряд ли он будет голосовать в парламенте за проект закона о предоставлении женщинам избирательных прав. На этот законопроект, который вскоре должен быть представлен на слушание в палате общин, леди Брэндон и ее сподвижницы возлагали большие надежды.
И вообще, убеждала себя Виола, Лайл наверняка забыл о ней в ту же минуту, как только отправил домой в своем экипаже. А если он и вспоминает, то не иначе как с раздражением — ведь бомба повредила его красивый ковер, и вся эта некрасивая история с неудавшимся взрывом наверняка вызвала в нем справедливое негодование.
«И все же я бы с удовольствием опять встретилась с ним», — призналась себе Виола и снова пожалела о том, что у нее не хватило смелости подойти к Лайлу на вечере у маркизы Роухэмптонской.
А между тем Рейберн Лайл смертельно скучал на этом приеме.
Приехать туда его уговорила Элоиза Давенпорт, а сам молодой человек слишком поздно сообразил, что, согласившись сопровождать ее, он не только поступил помимо своей воли, но и, возможно, нанес ущерб собственным интересам.
Лайл с готовностью флиртовал и охотно заводил роман с любой понравившейся ему замужней женщиной. В то же время давать повод для открытого скандала вовсе не входило в его планы.
Это объяснялось несколькими причинами — во-первых, Лайл не любил быть предметом пересудов, а во-вторых, он не собирался ради женщины рисковать своей карьерой и высокой репутацией.
Молодой человек с наслаждением занимался политикой, прекрасно отдавая себе отчет в том, что политик, подобно жене Цезаря, должен быть вне подозрений. К сожалению, Элоиза Давенпорт была слишком заметной фигурой высшего света и слишком несдержанна, чтобы их связь долго оставалась тайной.
И сегодня, появившись вместе на многолюдном приеме у маркизы Роухэмптонской, они, по мнению Рейберна Лайла, совершили ошибку, и ее следствием мог стать целый шлейф сплетен, еще долгое время сопровождающий их имена, а молодой политик всегда стремился избегать этого.
Чтобы хоть как-то исправить положение, он оставил Элоизу в компании какой-то супружеской пары, с которой она познакомилась в прошлом году на курорте, и, подойдя к группе пожилых мужчин, вступил в общую беседу, пустив в ход все свое красноречие.
Разговор в основном вели двое — маркиз Лондондерри и граф Кроксдейл, и оба обрадовались при виде Лайла.
— Мне хотелось бы потолковать с вами об Ирландии, — сказал маркиз, — Приходите ко мне обедать как-нибудь на той неделе, Лайл, сразу после заседания палаты. У меня появились интересные идеи.
— С удовольствием, — вежливо ответил Лайл.
— Я тоже вас приглашаю, — вступил в разговор граф Кроксдейл. — В ближайший уик-энд я устраиваю домашний прием в своем загородном поместье и буду весьма разочарован, если вы откажетесь стать моим гостем.
— Позвольте ответить вам завтра утром, — попросил Рейберн. — Я должен свериться со своим расписанием, чтобы проверить, свободен ли у меня конец недели.
Когда после вечера он провожал Элоизу Давенпорт в ее дом на Белгрейв-сквер, она неожиданно спросила:
— Что ты делаешь в ближайший уик-энд? Джордж по-прежнему будет в отъезде, и я подумала, что мы могли бы съездить за город — вдвоем.
Считая, что после сегодняшнего вечера, когда их появление на приеме привлекло слишком большое внимание, афишировать лишний раз их отношения не стоит, Лайл тут же решил, что ему лучше принять приглашение графа Кроксдейла.
— Извини, Элоиза, — произнес он, — но тебе следовало заранее дать мне знать об этом. А сейчас, к сожалению, уже ничего нельзя сделать — полагая, что твой муж вернется на уик-энд, я принял другое приглашение.
— Я тоже думала, что он вернется, — пояснила Элоиза Давенпорт, — но сегодня утром получила письмо, в котором он сообщает, что вряд ли будет в Лондоне раньше двадцатого.
Она издала короткий смешок.
— Джордж не теряет зря время и прекрасно развлекается в Париже. Мне он пишет, что проводит целые дни на скачках или встречается с деловыми людьми, но я подозреваю, что это тот случай, который французы называют «шерше ля фам»!
Рейберн Лайл ничего не ответил, и через минуту она многозначительно сжала его руку.
— Это такая прекрасная возможность для нас побыть вместе, — вкрадчиво начала Элоиза, — и я уверена, что многие из моих друзей были бы просто счастливы пригласить нас к себе! Вот, например, герцог и герцогиня Мальборо в ближайшее время устраивают прием в своем загородном доме…
— Еще раз прошу прощения, Элоиза, — повторил Лайл, — но этот уик-энд у меня занят.
Ему было слишком хорошо известно, что означает пресловутое желание хозяев пойти навстречу предполагаемым любовникам, которых они приглашают к себе.
В первую очередь хозяйке дома предстояло бы решить главный вопрос — какие спальни отвести гостям, чтобы это было одновременно и удобно, и не привлекало к себе излишнего внимания посторонних.
Если они оба примут приглашение на уикэнд, как того хочет Элоиза, то их, разумеется, поместят в одном крыле дома, но при этом не в соседних покоях, чтобы не делать слишком очевидной их связь.
Вообще развлечениям на уик-энде, как правило, предшествовала длительная, порой утомительная подготовка.
Иногда эти сборища напоминали Рейберну Лайлу военные экспедиции — так тщательно и заранее они готовились.
Гостей ждала нескончаемая череда блюд и напитков, которые начинали подавать в восемь утра и заканчивали поздно вечером, а предлагаемые им развлечения были разнообразны и оригинальны настолько, насколько это позволяли содержимое кошелька и выдумка хозяев.
Зимой это была охота на зверей и птиц, летом новая спортивная игра под названием «гольф», а по вечерам — грандиозные обеды, на которые порой собирались до пятидесяти человек и которые, как правило, заканчивались танцевальными балами.
Летом гостям предлагалось поиграть в крокет, теннис или крикет, покататься на лодке и принять участие в восхитительных пикниках на свежем воздухе, где все присутствующие дамы выглядели как розы, только что раскрывшие свои лепестки.
«В общем, все это весьма напоминает водевиль, — с иронией подвел итог своим размышлениям Рейберн Лайл. — А для довершения сходства обязательно будет играть музыка».
— Ты поднимешься ко мне? — услышал он голос Элоизы, прервавший ход его мыслей.
— Прости, но мне надо присутствовать на одной важной деловой встрече.
— И долго ты собираешься там пробыть?
— Боюсь, что да.
— Ну а завтра ты приедешь к чаю? — настойчиво спросила Элоиза.
— Надеюсь, что мне ничто не помешает.
— До завтра еще так долго ждать!.. — проворковала она, сжав рукой, обтянутой тонкой перчаткой, его пальцы.
Лайл взглянул в ее глаза и в очередной раз подумал, что более красивой женщины он в своей жизни не встречал.
Заметил он и кое-что еще — дремлющий огонь желания, прятавшийся в самой глубине бездонных глаз Элоизы.
Ее страсть была поистине ненасытной, и теперь Лайл уже начинал жалеть, что отказался провести с ней уик-энд, хотя еще недавно давал себе слово быть более осмотрительным.
«Впрочем, я ведь всегда могу переменить решение», — успокоил он себя.
— Я хочу быть с тобой! — прошептала Элоиза, словно угадав его мысли.
Она подставила ему для поцелуя свои соблазнительные губы. Ее изумительные глаза покрылись томной поволокой.
Не в силах устоять против такого искушения, Лайл страстно обнял ее.
— Граф Кроксдейл пригласил нас обеих к себе на уик-энд, — сообщила леди Брэндон падчерице, когда карета доставила их к дому на Керзон-стрит.