— Какая удаль? — не понял Иван.
— Да видел я в бинокль, как вы речку в ледоход форсировали.
А было так. Красноармеец Иванов получил извещение на посылку от матери, пошел вместе с другом получать ее на почту в соседний поселок. А дело было весной, солнце жарко светило. Туда прошли по льду речки, а обратно возвращаются — льдины как острова плывут. Срок увольнительной кончается через час. Товарищ предлагает бегом к мосту бежать, а он километров за пять-шесть.
Иван, прикрыв рукой глаза от солнца, глядел-глядел на ледовый ход и воскликнул: «Айда за мной! Я курс проложил!»
Прыгнул на прибившуюся к берегу льдину, потом на другую, третью… Товарищ — за ним. Так и проскочили.
В 1933 году, отслужив в армии, поступил в Одесскую школу пилотов, где готовили бомбардировщиков, истребителей, разведчиков.
В молодом государстве, только строящем свой воздушный флот, самолеты были в дефиците, и нужно было показать в учебном полете инструктору, сидящему во второй кабине, что тебе можно доверить машину для самостоятельного полета.
Именно то, первое поколение советских летчиков, и совершало в 1930-е годы рекордные перелеты из конца в конец страны и за ее пределы, до самой Америки, именно оно взрастило первых Героев Советского Союза, спасших в суровых условиях Арктики полярников Шмидта с затертого льдами «Челюскина», именно оно вписало в историю мировой авиации имена Громова, Чкалова, Гризодубовой и многих других, на которых равнялся Иван Иванов.
Служебные характеристики на пилота Иванова 30-х годов свидетельствуют: «Отлично летает днем, ночью, вслепую и овладел полетами на больших высотах до 8 тысяч метров». Последним умением Иван овладел благодаря несокрушимому здоровью — переносить кислородное голодание на больших высотах не каждый мог, а кислородные приборы тогда только вводились.
Летом 1935 года, в шикарной летной темно-синей форме с командирскими «кубарями» на воротнике, в пилотке, лихо заломленной набекрень, пришел Иван сватать Веру Бочарову.
За прошедшие четыре года Бочаровы оценили достоинства упорного соискателя руки их дочери и ее верность жениху и дали согласие.
«Муж участвовал в освободительном походе в Западную Украину в 1939-м, — рассказывала Вера Владимировна после войны. — А мне говорил, что будет отсутствовать несколько месяцев из-за «полетов по заданию». Прилетел за нами с Вовой в 1939-м возмужавший, в островерхой буденовке. Зимой 1939/40-го опять — «полеты по заданию». Вернувшись, рассказал, что участвовал в боевых действиях с белофиннами».
Летчику Иванову та война преподнесла свой суровый урок. Совершив семь боевых вылетов на тяжелом бомбардировщике, из них три — ночных, он вдруг понял, что бомбардировщиком быть не может! Жене объяснил: «Бомбы, как пули-дуры, не разбирают, кого убивают — ярого врага, деревенского парня в шинели или мирных жителей. Душе тошно… Буду писать рапорт о переводе в истребители. Истребитель бьется в честном бою с таким же истребителем или сбивает бомбёров, не давая им сбросить бомбы на наших солдат или мирных жителей. Тут все справедливо».
В заключении аттестационной комиссии за 1939 год читаем: «Воздушный бой ведет хорошо. Материальную часть и моторы знает хорошо, эксплуатирует грамотно. Аварий, поломок и блудежек (потеря курса. — Л. Ж.) не имеет. Занимается с летчиками по теории воздушной стрельбы, передавать опыт умеет и передает. Дисциплина в звене хорошая. Звено сколочено».
В 1940 году И. И. Иванов, как лучший летчик полка, был выбран для участия в первомайском параде на Красной площади.
В служебной характеристике за 1940 год читаем: «Имеет 224 часа налета, 2240 посадок.
Достоин по личным способностям продвижения на должность командира эскадрильи с присвоением звания «капитан».
Но не получил он «капитана» и не стал комэска. Как-то в столовой обронил вместе с талонами на обед карточку кандидата в члены ВКП(б). А однополчанин подобрал ее тихонько и отнес… в политчасть. Корили там, корили Иванова за расхлябанное отношение к важному документу, пока он сгоряча не оборвал ретивого моралиста не по уставу грубо.
Сын старшего лейтенанта Иванова запомнил канун черного дня 22 июня — субботу.
Они с матерью приехали из Дубно в летние лагеря в Млынов, где отец снял для них комнату в хате под соломенной крышей.
В полку знали, что именно близ Млынова стоял когда-то отряд штабс-капитана Нестерова, и много говорили о его первом воздушном таране, совершенном как раз в этом квадрате неба, над 50-й параллелью.
«Значит, мы летаем в небе Нестерова! — запомнил слова И. Иванова однополчанин С. Молодов. — Это же здорово, братцы!»