— Переведите пленному, что это и есть тот самый летчик, который сбил его неизвестным ему приемом.
Перед Алексеем стоял невзрачный белобрысый человек, протягивал ему руку, что-то лопотал, изображая приветливость.
— Он говорит, что уважает храбрых советских асов, — пояснил переводчик.
— Поневоле зауважаешь, когда заставили, — сухо ответил Севастьянов. — Скажите ему, что я пока не ас, а обыкновенный летчик, каких у нас много. И еще скажите, что его рыцарство мне ни к чему. Но встрече с ним рад, рад, что отлетался коршун и бомбить Ленинград больше не будет.
В полку, радостно встретившем Алексея, уже знали из сообщений Ленинградского радио, что его подбитая «чайка» упала в Басковом переулке, а Хе-111 — в Таврическом саду.
И вторая радость ждала Алексея в тот день — пробился сквозь блокаду почтовый самолет У-2 и привез долгожданные письма Алексею от матери Марии Ниловны и брата Виктора, из Лихославля, что в Калининской области, большую часть которой занимали немцы.
Мать растила шестерых сыновей одна — отец умер рано. Лешик родился в деревне Холм, близ Лихославля. Детство пришлось на голодные 1920-е годы. Зимой учился в школе в соседнем селе Первитино, а летом работал в родной деревушке Холм подпаском. Однажды сидел на том самом высоком холме, что дал имя деревне, и услышал необычный гул над головой: в синем ясном небе летела диковинная бело-голубая птица. Лешик вскочил, запрыгал, замахал ей руками. И оттуда, из самолета, пилот тоже махнул ему рукой. Будто звал с собой…
Алексей учился потом в Лихославльской железнодорожной школе-семилетке, в Калининском вагоностроительном техникуме, но часто видел во сне тот бело-голубой самолет, которым управлял он, Алексей Севастьянов.
Нечего и говорить, что когда раздался призыв «Комсомолец! На самолет!», Алексей отправился в Лихославльский райком комсомола, а оттуда — в военкомат.
Его, здорового высоченного парня, студента техникума, отобрали сразу. И как же гордилась им мать, когда он приезжал в отпуск из Севастопольской военной авиационной школы, из знаменитой Качи!
Ждала она его в очередной отпуск и в июне 1941 года, но пришло письмо: «Дорогая мама! Отпуска мне не дают в связи с международным положением. Очень много работаем — по 10–11 часов в сутки. Работа требует большого напряжения. Так что письма смогу писать редко, не волнуйтесь, если будут задержки».
Летчики на западной границе понимали, что могут случиться такие события, когда возможны станут задержки с письмами…
А вот письмо Алексея после знаменательного таранного боя, сохраненное в семье Севастьяновых:
«Здравствуйте, родные мама и Витя! К великой моей радости, я сегодня получил от вас письмо. Действительно, это очень большая радость, потому что из письма я узнал о том, что вас фашистское зверье не тревожило и живете вы хорошо.
У меня жизнь протекает тоже хорошо. Об этом можете судить по тому, что почти каждый ленинградец знает мою фамилию. И все из-за того, что я ночью сбил фашистский самолет, который упал в городе.
Здоровье у меня отличное. Настроение, как у каждого патриота, хорошее и уверенное…
Крепко целую.
Его и в самом деле знали все ленинградцы. Неизвестные люди, и конечно девушки, писали ему душевные послания, посылали в подарок кисеты, носки, приглашали выступить на заводах. Ленинградские хлебопеки привезли в полк ночных истребителей «выборгский крендель» из черно-серой блокадной муки, и первый кусок его отломили Алексею Тихоновичу, как уважительно называли героя ленинградцы. Представление на высокую награду еще только ушло из полка в Москву, но боевые друзья уже подшучивали: «Сверли дырочки на гимнастерке, Лешик».
Еще полгода воевал Алексей Тихонович в полку, теперь уже в должности командира эскадрильи. Обучал ночным и слепым полетам молодых летчиков, отгонял фашистских бомбёров от Дороги жизни через замерзшее Ладожское озеро, по которой прорывались в город под непрерывным огнем врага автомашины с продовольствием, медикаментами и даже семенами и рассадой. Обратно вывозили изготовленные героическими ленинградцами пушки и минометы.
Донесения полка, сохранившиеся в архиве, сообщают, что в ночь на 13 марта 1942 года Севастьянов со своей эскадрильей трижды поднимался в небо, отгоняя фашистские бомбардировщики от Дороги жизни, что сбили летчики два фашистских самолета с бомбами.
Но чаще его, мастера ночных и слепых полетов, посылали в разведку — без права вступать в бой, чтобы непременно доставить разведданные. 16 апреля он собрал ценные сведения о расположении вражеских аэродромов и численности машин. В следующую ночь наши штурмовики и бомбардировщики нанесли сокрушительный удар по стоящим самолетам. Шефу люфтваффе Герингу пришлось восполнять поредевший самолетный парк под Ленинградом дивизиями, снятыми с Западного фронта, из Франции, Греции и даже из Испании.