Это не имело ничего общего с трусостью. Сходить на кладбище ночью было куда проще, чем заговорить с красивой соседкой, поливающей розы. Страх он научился преодолевать лет в пять, когда с ним произошел один из тех случаев, которые становятся поворотными в развитии личности. Когда в его комнате выключали свет, в углу появлялся страшный светящийся глаз, который наверняка принадлежал прячущемуся в темноте чудовищу… Дэнна накрывался одеялом с головой, дрожа от страха, и пытался уговорить себя, что ему это мерещится, что чудовищ не бывает… и даже через одеяло чувствовал, как жжет его этот пронизывающий зловещий взгляд. Так он провел две или три ночи, пока не устал мучиться страхом неизвестности. Он откинул одеяло, спрыгнул с кровати и сделал несколько шагов навстречу опасности. Сердце его бешено билось, на лбу проступил пот, ноги подгибались, но он все-таки дошел… и облегчение было так велико, что он засмеялся и сел на пол. Глаз оказался дыркой в стене, за которой горел свет. Всего лишь! Он даже догадался, что дырка осталась от вывалившегося сучка. Конечно, это не значило, что в темноте не прячутся чудовища… но отныне он знал, что лучше встретиться со своим страхом лицом к лицу, чем поворачиваться к нему спиной.
Робость Дэнны с людьми имела совсем другую природу. Если ты проявляешь инициативу, значит, как бы навязываешь себя другому; значит, рискуешь быть отвергнутым, если он тебя не оценит. А в том, что его не оценят, Дэнна был уверен. Свою внешность он находил бесцветной… бла-бла-бла, далее по тексту. Но комплекс неполноценности, как это часто бывает, сочетался в Дэнне с некоторым внутренним высокомерием. Считать всех недоумками, неспособными постичь твою многогранную личность, твою нежную мятущуюся душу — это ли не мания величия? Мечтать о том, что рано или поздно найдется человек, который разглядит тебя и полюбит, без всяких усилий с твоей стороны, потому что расхваливать надо только плохой товар, а «хороший товар продает себя сам», как говорил его отец… — это ли не высшее проявление гордыни?
Но чтобы выиграть в лотерею, надо хотя бы купить лотерейный билет — и в четырнадцать лет Дэнна принял решение жить отдельно от родителей и самому зарабатывать себе на жизнь. Подсознательно он надеялся, что родители, услышав об этом, спохватятся, начнут уговаривать его остаться, поймут, как он им дорог, и станут более внимательными… Но они только обрадовались, что сын их стал совсем взрослым, и теперь они могут подумать еще об одном ребенке, о котором давно мечтали. Дэнна проплакал всю ночь, но у него хватило гордости не отказываться от своего решения, хотя у него внутри все сводило от одной мысли, что утром придется искать квартиру, работу, разговаривать с незнакомыми людьми. Однако эти страхи оказались сродни одноглазому чудовищу из его детства — такие же смешные и банальные при ближайшем рассмотрении. Хозяева квартир были приветливыми и доброжелательными, и к вечеру он уже перенес свои вещи в уютную квартирку под самой крышей, из окон которой была видна Белая крепость. С работой было посложнее. Если бы он еще знал, чем хочет заниматься! Можно было бы попросить содействия отца, он устроил бы его к кому-то из своих торговых партнеров… но как тогда узнать, на что способен Дэнна сам по себе?
Ноги сами принесли его к «Камарго», и он еще с час слонялся вокруг, не решаясь ни сбежать прочь, ни войти внутрь. Это была именно та работа, которой он больше всего боялся и о которой втайне мечтал. Дом свиданий, роскошь, дорогие вина, красивые певицы, богатые аристократы, золотые монеты, игривые шутки, стриптиз, эротическая музыка, стоны страсти за закрытыми дверями, аромат курильниц, обжимания в темных уголках… Он уговорил себя войти — пусть ему побыстрее откажут, но зато он будет знать, что хотя бы попытался. Управляющая рассеянно задала ему пару вопросов, сказала: «Нам нужны красивые мальчики», — он со вздохом начал приподниматься со стула, собираясь уйти… и был ошеломлен, когда она предложила ему начать работу прямо завтра. Только дома он сообразил, что эти слова относились к нему, что это его она назвала «красивым мальчиком» — и почувствовал, как жар приливает к щекам.
Потом его неоднократно так называли. Удивительно быстро Дэнна привык, что на него посматривают с интересом, подмигивают, делают недвусмысленные предложения, дают щедрые чаевые. Но никто из них не был тем, кого ждал Дэнна — тем, кто придет и займет место в его жизни, не спрашивая его согласия, не оставляя ему никакого выбора.
А теперь он стоит, прижавшись лбом к холодному стеклу, и смотрит на белеющие в лунном свете стены далекой крепости… где-то там, может быть, горит свеча, и золотоволосая кавалеристка раздевается, готовясь ко сну, и тени пляшут на ее загорелых плечах и высокой груди, как руки любовника… Вздрагивая от возбуждения, он закрывает глаза, и воспоминания захватывают его.
Все началось с Альвы Ахайре. Дэнна не мог не заметить, с кем ходит в «Камарго» его кумир — чей он мальчик, если называть вещи своими именами, потому что никто бы не усомнился в том, что он принадлежит только капитану Лизандер и больше никому. Дэнна слышал о ней, можно даже сказать, знал ее — как знал многих других офицеров гарнизона. Не только потому, что работал в «Камарго», не только потому, что его отец поставлял товары в Белую крепость, не только потому, что добрая половина его знакомых постоянно путалась с кавалеристами… просто потому, что это Селхир, приграничный город, здесь все знают офицеров гарнизона. Все знают, что они пьют, с кем спят, каким оружием лучше всего владеют, какие прозвища дают друг другу, сколько всего энкинов каждый из них убил. Мальчишки спорят до хрипоты, побьет ли в поединке на мечах Кано Кунедда вождя эутангов Агвизеля, играют в полковника Гаэрри и бой у Змеиного ручья, бегают смотреть на кавалеристов, возвращающихся из патруля, и пытаются издали угадать, кто из них кто, по масти коня, вооружению и посадке в седле.
Кавалеристы — юные боги Селхира, заслонившие его от войны своей закованной в броню грудью. Бои кипели там, в степи, еще каких-то два года назад, и раз за разом воины Белой крепости отбрасывали назад орды кочевников, обагряя кровью зеленые холмы. Здесь, в Селхире, война — всего лишь столбы черного дыма от погребальных костров на горизонте; пробитый щит на стене в кузнечной мастерской; груда аляповатых энкинских украшений на прилавке торговца; меч в ножнах у изголовья родительской кровати; комендантский час и запрет детям выходить за городские ворота; свежие могилы на кладбище; и — страшнее всего, потому что ближе, ярче, понятнее — дрожащие бескровные губы и сухие глаза Маттео, узнавшего, что оба его любовника, близнецы Сэйдар и Сэйдари, убиты в одном бою. За кавалеристами смерть ходила по пятам, и поэтому им было можно все — затевать пьяные драки на улицах, зажимать в переулках добропорядочных горожанок, на одну ночь перед походом уводить чужих жен и мужей, изменять направо и налево своим возлюбленным, устраивать оргии, соблазнять городских подростков, только-только достигших совершеннолетия… перед ними никто не мог устоять, ведь они были сильны, горячи, бесшабашны, овеяны боевой славой.
Как леди-капитан Лизандер.
«Видели этого рыжего красавчика, который пришел с Хазарат? — увлеченно шептались на кухне официанты. — Он из королевской свиты! Хазарат его похитила из столицы, он и пикнуть не успел! Держала у себя в спальне месяц, пока не приручила. Теперь как шелковый, ни на кого, кроме нее, не смотрит. Кунедда пытался его зажать в уголке, но он как даст ему коленом между ног…»