Так что на исходе дня Дэнна уже сам ставит палатку и не валится в постель, а садится полировать капитанские доспехи. По совету оруженосца Кунедды он набрал в котелок углей, и теперь в палатке тепло. От костров доносятся разговоры и смех, кавалеристы пьют контрабандой пронесенное бренди, празднуя несомненный успех своих любимых капитанов. Оба любимых капитана смотрят сквозь пальцы на распитие запрещенного на маневрах крепкого алкоголя и предаются тому же греху из фляжек в рукаве.
Когда Лэйтис вваливается в палатку, она уже изрядно хмельна, и сопровождающий ее Кунедда не лучше. Они горячо обсуждают маневры, смеются, хлопают друг друга по плечам. А потом Кунедда как бы между делом обнимает Дэнну за талию. А леди-капитан подсаживается ближе и целует своего оруженосца, расстегивая на нем куртку.
Дэнна и сам нетрезв; конечно, не от бренди, налитого в патруле, — от мороза, от усталости, от возбуждения. В первый момент он еще чувствует какую-то стыдную растерянность. Но руки их так умелы, так настойчивы, что сопротивляться нет ни сил, ни желания. Уже полураздетый, он решается на скромный протест и шепчет:
— Я как-то больше привык к капитану Тинвейде…
— Забудь, — она скалится. — С Тинвейдой покончено. Пусть сам с собой трахается.
— Но…
Она стаскивает с него штаны и затыкает ему рот своими губами. Красавец Кунедда целует его в шею и в плечи, гладит в паху, и Дэнна покорно позволяет поставить себя на колени. Кунедда дает ему в рот, а попка Дэнны предоставлена в полное распоряжение Лэйтис. Сильные пальцы ласкают и растягивают Дэнну изнутри, пока он сосет крепкий, гладкий член секс-символа Белой крепости. Его партнеры меняются местами, Лэйтис пригибает его голову к своему паху, и он жадно лижет ее, дышит ею, пока Кунедда берет его сзади, медленно и плавно, и его роскошная блондинистая грива щекочет ему спину.
Лежа в объятиях капитана Кунедды, головой на высокой груди леди-капитан Лизандер, Дэнна никак не может заснуть. Чувство неловкости никуда не делось. Кано Кунедда, конечно, красив, как демон в дневном воплощении, но все-таки они с Дэнной друг другу чужие. Ему все равно, с кем трахаться, это каждая собака в Белой крепости знает. И Лэйтис ложиться с ним вроде как брезгует, хотя про них говорят, что они часто меняются партнерами. Или делят, вот как Дэнну. Она даже его согласия не спросила. Просто подложила под своего приятеля, и все.
Он одевается и идет ночевать в палатку Ньярры. Тот, как всегда, спит один.
Лэйтис он потом соврет, будто вышел по нужде и в темноте заблудился. Она, кажется, поверит.
Комиссия подводит итоги целый день. Лазутчики доносят, что в кабинете полковника спорят и ссорятся, бадьями хлещут кофе с бренди, гоняют ординарцев в архив за картами и донесениями пяти-шестилетней давности, словно задавшись целью восстановить в мельчайших подробностях военную карьеру леди Лизандер и кавалера Кунедды. Шуршат документы и свитки, королевский аудитор — леди в черном, с худым востроносым лицом, — щелкает костяшками счетов, суммируя баллы. Через щель неплотно закрытой двери долетают обрывки фраз: «…При всем моем уважении, полковник… степные обычаи… дикие кочевники… мужской авторитет… престиж Криды…» — и перекрывающий их зычный голос полковника Гаэрри: «При всем моем уважении, диким кочевникам на престиж Криды насрать! А вот на что им не насрать, так это на военные заслуги. Если кто их в бою поимел, уважать будут без различия пола и возраста. Эутанги ей своих накрашенных пацанов шлют, как мужику. Эссанти сажают у своего костра, не брезгуют. Вот вам престиж Криды! А этот, академик хр-ренов, знаток теории, за меч схватился, когда его степняк за задницу ущипнул!» Ординарцы прыскают со смеху. Полковник выглядывает в коридор, с бешеными глазами цедит: «Выпор-рю!» — и хлопает дверью. Больше не слышно ничего.
Точно, был такой случай с капитаном Тинвейдой. Насилу тогда скандал замяли. Степняк уже глаза сузил и за столовым ножом потянулся, потому как оружия при нем не было, по правилам Белой крепости. Спас положение Кунедда. Взялся за капитаново запястье да и выкрутил чуток, чтобы в чувство привести. Отодвинул его плечом и говорит степняку: «Это мой парень. Выйдем, поговорим?» Тинвейда, говорят, аж побелел от злости. А этим что, вышли, поговорили. В ближайший чуланчик. Слов, правда, слышно не было, а вот стоны — было, и очень хорошо. Степняк вернулся довольный, про инцидент больше не вспоминал. Зато капитан Тинвейда с тех пор Кунедду сильно недолюбливал. «Не, это Кунедда его недолюбливает. Каждую ночь!» — комментировали полковые остряки…