— Я могу научиться.
— Слушай, парень, я не самый терпеливый командир. Под горячую руку попадешься, мало не покажется. Могу и по морде съездить, — с серьезным лицом расписывает Лэйтис. — Поэтому и оруженосца у меня нет, все боятся, — вздыхает она притворно.
На самом деле подчиненных она не бьет (ну, почти). Зато может и матом трехэтажным обложить, и опустить ниже сточной канавы. И оруженосца сама не берет, зачем он ей? Лишняя ответственность, еще один раздражающий фактор. Кунедда присылает своего, расторопного и бойкого мальчишку. С ним сдерживаться легче, все-таки чужой подчиненный. Да и появляется редко, хотя все равно умудряется выводить ее из себя. Только представить, своего оруженосца она иной раз будет видеть по 24 часа в сутки… Это ангел должен быть, а не человек. А ты, детка, от первого грубого слова расплачешься.
Однако на мгновение ей представляется, как мальчик застилает для нее постель, и картина эта отторжения не вызывает… даже наоборот.
— Я на все готов, госпожа, — говорит он еще тише.
— Вот как?
Она встает, подходит к нему, говорит вкрадчиво:
— Тогда ты, конечно, знаешь, что оруженосец должен выполнять все желания своего господина? — она многозначительно выделяет голосом слово «все». — И даже те, которые не записаны в уставе?
Горожане все поголовно уверены, что офицеры Белой крепости трахают своих подчиненных направо и налево, а оруженосцев держат исключительно для постели. Можно подумать, кавалеристам больше заняться нечем. Удивительно, до чего живучи мифы. Само собой, во времена Ашурран каждый уважающий себя воин таскал с собой целый гарем — они тебе и слуги, и наложники, и оруженосцы. А сейчас кавалеристы предпочитают заводить любовников на стороне — в городе или в другом подразделении. И желательно, равных. В походе, конечно, потрахиваются между собой без различия чинов и званий, но это так, минутные увлечения, никто им значения не придает.
Мальчик заливается румянцем и бросает на нее быстрый взгляд из-под ресниц. Ой, детка, не смотри на меня так…
— Госпожа, вы можете располагать мной как хотите, — он пытается говорить почтительно, но голос срывается, и выходит почти как интимное предложение.
Ух ты, как далеко все зашло. Не за этим ли ты сюда пришел? Ну-ка, попробуем сгустить краски.
— И тебе, конечно, известно, что оруженосцев принято одалживать другим офицерам… или посылать к степным вождям с письмами?
Он вздрагивает, и лицо его начинает пылать. Смотрит на нее беспомощным, затравленным взглядом. Ее ответный взгляд холоден и суров. Вот так, мальчик. Ты думал, я буду тебя щадить? Не раньше, чем ты перестанешь прятаться за вежливыми формулами и скажешь прямо, чего добиваешься.
Молчание затягивается. Крыть ему нечем. Лэйтис победила.
Улыбнувшись мальчику, она хлопает его по плечу.
— Возвращайся домой, парень. Служба в гарнизоне не для тебя. По мне, ты вполне хорош на своем месте в «Камарго».
И будь она проклята, если в ближайшее время не выкупит его у хозяев на целый вечер. Или просто украдет после окончания смены. Мало того что мальчик красив, ему еще удалось ее заинтриговать.
— Я хочу быть с вами. Хочу служить вам, — он говорит отрывисто, напряженно, почти дерзко, если учесть пропуск «госпожи», и она вдруг понимает, что он сдерживает слезы, и это стоит ему невероятных усилий. — И если вы не хотите видеть меня рядом… так и скажите. И вот еще… я собирался сделать это сразу… — он раскрыл ладонь, на которой лежала золотая монета. — Не хочу, чтобы вы думали, будто я был с вами из-за денег.
И в следующий момент он уже в ее объятиях, и монета, звеня, катится по полу.
— А из-за чего же, детка? — сладострастно выдыхает она ему в изгиб шеи ниже уха и, не дожидаясь ответа, начинает целовать нежную белую кожу.
Мальчик издает полустон-полувсхлип и вздрагивает всем телом. Как он пахнет, ммм… а какой восхитительно отзывчивый на ласки… и уже возбужден, вы только посмотрите на это… Она щелкает задвижкой и прижимает мальчика к двери. Пять минут у нее еще есть, а больше и не надо… Боже мой, эти губки, такие нежные, такие чувствительные… хрупкая фигурка, тонкая девичья талия… а вот тут у нас застежка, сейчас мы ее расстегнем… ну, не кричи так, маленький, услышат… с тобой же еще ничего не делают… а вот сейчас — будут… только рот закрыть своими губами, а руку туда, к паху, где стоит каменно-твердо, и размеры — для пятнадцати-то лет — вполне ничего… поласкать, стиснуть… вот, кажется, правильный ритм… и за талию обнять и держать, чтобы не упал… ну, кончай же, детка, ты этого хочешь… вот так, да, пламя дьявольское, вот так!