По меньшей мере - стоит ли мне сбежать, как только я окончательно приду в себя? Или же остаться с этими странными и ничуть не благоволящими мне людьми - ведь не факт, что за стенами каморки будет лучше?
Так и не придя ни к какому выводу, после второй кошмарной ночи я решила хотя бы сделать следующий шаг. Постанывая, приподнялась на кровати поутру и попросила двух уходящих уже озабоченных чем-то женщин принести что-нибудь поесть, внимательно наблюдая за их реакцией.
Кажется, удивились.
- Таскать тебе еще, - фыркнула одна.
- Сам к очагу иди, да поторопись, а то Берн ради тебя стоять с поварешкой не будет.
Очаг. Берн. Я мысленно повторила новые понятия и действительно начала потихоньку вставать. Выглядело это неловко - будто я была куклой на шарнирах и те слегка разболтались - но на меня никто и не смотрел. Так что я сделала шаг, а потом еще один по направлению к двери, страшась увидеть, что там за ней, и мечтая на что угодно сменить опостылевшую обстановку и собственные бесконечные размышления.
Мир за пределами комнаты был странным.
Почему-то я ожидала увидеть темный коридор… с факелами, наверное. Но там была длинная веранда. На одной стороне - несколько таких же дверей. На другой - деревянные, потемневшие от влаги перила и две кособокие ступеньки. А дальше…
Шум, гам, визги то ли инструментов, то ли свирелей. Огромные полотнища разных цветов - натянутые и колыхающиеся. Люди в ярких одеждах, снующие в разные стороны. Какие-то телеги, нелепо застывшие в крене. Животные, напоминающие мелких шавок, которые рвали в разные стороны тряпки; ветер, что бросил в лицо пыль и уже почти привычный смрад и угомонился и… голубое низкое солнце, освещающее всю эту какофонию.
На долгие минуты я застыла, пытаясь совладать с тем, что обрушилось на меня водопадом впечатлений - и даже захотела снова спрятаться в своей конуре, в которой я хотя бы знала каждую щель. А потом вздохнула.
Я не знала, как так случилось, что вместо того, чтобы умереть, я попала в совсем другое пространство… да еще и в чужое тело. Я не знала, куда делась душа той девочки, что исчезла из него. Я совсем не понимала, где я, кто я такая, даже не близко не была в курсе чем я занимаюсь, сколько мне лет и как я выгляжу… Да что там, я не знала даже как меня зовут!
Мне было неведомо, что мне делать дальше, стоит ли пытаться вернуться «домой», кто был тот странный «врач» скорой и насколько мне удасться справиться с новыми обстоятельствами.
Но я знала одно - я жива. Получила ту самую вторую жизнь.
И только это и имело значение.
Так что я двинулась к ступенькам, намереваясь найти Берна с поварешкой… и поесть.
4
- Куда потащил, недодумец?! Вот и правда - все забыл… Там же зрители пойдут, а он со своим навозом! Хочешь, чтобы какая-нибудь хорошенькая дари вляпалась в дерьмо потона и сбежала, не отдав нам своего щедрого сонара?
Тычок мощной ладонью в спину задал мне нужное направление, а обида и злость на этот выговор и обращение придали энергии адски уставшему телу.
Я так и продолжала думать о нем… тело. Настолько ново и непривычно оно для меня оказалось. И настолько сильно отличалось от моего прошлого… Сильного, женственного, с большой грудью и длинными ногами.
А тут… обнять и плакать. Узкие бедра, блеклые конечности - хорошо хоть без густой поросли повсюду, как у местных девиц, а так, лишь золотистый пушок. Худенькое тельце, с маленькой грудью и тонкими косточками, насколько я сумела рассмотреть его без зеркала, когда выпросила, наконец, лампу и два ведра чистой воды и спряталась ночью за всеми кибитками и «стоящинами» - теми самыми общими спальнями и домами, в которых ночевали почти все мои новые знакомцы кроме счастливых обладателей собственных шатров. Долго терла там кожу куском старого ковра и брусочком мыла - за такой сервис в грузинских помывочных с меня, помнится, взяли довольно круглую сумму - и знакомилась с собой почти на ощупь, пытаясь в том числе понять, нет ли у меня каких-нибудь физиологических отличий… Шестых пальцев, второго пупка, шрамов и татуировок - чтобы не попасть в дальнейшем впросак.
Мое новое тело было обычным, вполне человеческим… и может даже не лишенным привлекательности, но показалось излишне юным и хрупким, чужим во всех смыслах, в том числе и в том, что я сама считала красивым для женщины. Да еще и прикрывалось отвратного вида тряпками. Уж не знаю, как именно Николас Марин - как же она звалась, когда не притворялась мальчиком? Николь? - ухаживал за собой и своими вещами, но возникало ощущение, что никак. Что именно я впервые постирала старые портки, тряпку, утягивающую грудь - было бы что утягивать - две серые от въевшейся грязи рубашки и что-то вроде кожаного и твердого жилета-куртки на веревочных завязках с короткими рукавами.