Надо как-то выкручиваться. Юрий Моисеевич глубоко вздохнул, покосился на початую бутылку и убрал её со стола от греха подальше. Пока не время, вот решу вопрос тогда и расслаблюсь. Пододвинув к себе папку с документами, начальник опер сектора ГПУ углубился в чтение. Ещё через два часа он довольно откинулся на спинку стула. Вот же чёрт! И как это раньше он не обращал внимания на такую возможность работы с агентурой? А ведь если хорошенько подумать, то тут скрыты большие финансовые возможности!
И главный Одесский оперативник, откушав «честно заработанные» полстакана, поднял трубку телефона:
— Дежурный! Расписание рейсов пассажирских пароходов с отбытием из Одессы и заходом в зарубежные порты на ближайший месяц. И списки пассажиров — одесситов, отбывающих за границу в ближайшие две недели ко мне в кабинет, срочно!
К вечеру Перцов откинулся на спинку стула, устало помассировав виски и веки удовлетворённо взглянул на листочек бумаги с двумя десятками фамилий и пробормотал:
— Всё самому приходится делать, ну и работа! — подняв трубку телефона на минуту задумался, а затем набрал номер: — Кубаткин? Зайди, дело есть.
Мы с мамой пьём утренний кофе и просто болтаем ни о чём, вспоминая различные смешные случаи, произошедшие с нами за последние шесть лет. Всё то важное, что мама хотела мне сказать уже сказано и повторено не один раз. С раннего утра я сбегал на свою зарядку, побоксировал с мешком и приняв душ упаковал перчатки в саквояж. Теперь, если и достану их, то уже в Париже. Паспорт, билет и немного денег лежат в портмоне во внутреннем кармане куртки.
Остальные документы и смена белья лежат в саквояже. Еду налегке, погода во Франции уже летняя. Отутюженный костюм-троечка и сорочка с галстуком-бабочкой в тон костюму висят на плечиках в шкафу, там же стоят модные итальянские туфли и на полке фетровая шляпа, одену завтра. На случай непогоды с собой беру только лёгкую курточку. Тросточка стоит в подставке для зонтов. В саквояже на всякий случай ещё пара классических галстуков и тонкие перчатки. — Пижон! — резюмировала мама, впервые оглядев надетый на мне наряд.
Маме на память остаются несколько моих карандашных набросков в альбоме, которые я сделал незаметно для неё. Там обычные дворовые зарисовки и несколько портретов; мамы, Беллы Бояновны, Сонечки и мой автопортрет. Конечно, не бог весть что, но, если соскучится, так хоть будет на что взглянуть. С собой на память беру нашу с мамой общую фотографию, обрезанную так, чтоб вошла в портмоне.
Журналы и альбомы с рисунками, тактико-техническими данными самолётов, автомобильных двигателей, свои наброски и комментарии к ним, после некоторого раздумья порвал и сжёг, в том числе и МиГ-21. Хоть и жалко было, но лучше не оставлять такую улику. Мало ли что может случиться или кто увидит эти рисунки, так что… Всё сжечь! Данные по самолётам изучил лучше чем иной авиаконструктор, в двигателях разбираюсь на уровне «продвинутого» инженера-двигателиста, а в Париже, если что, купить журналы труда не составит. Оставил только альбомы с рисунками к «Нотр Дам» и «Пиратам», маме очень уж они понравились, да и одну потенциальную клиентку несколько фасонов платьев тоже заинтересовали.
Завтра отплытие, меня будут провожать мама, Соня, мои друзья Арик и Додик, ещё обещался подойти Модест. У него печаль, ансамбль опять уехал на гастроли, а музыкальный руководитель ещё учится, однако-традиция! Белла Бояновна и Семён Маркович с утра на работе, они не придут, поэтому попрощаться зайдут сегодня вечером. В который уже раз с грустью обвожу взглядом комнату и останавливаю взгляд на маме. Видно, что ей тяжело даётся это расставание. Сколько она пролила слёз, знает только её подушка. Милая мама, как хорошо, что она не догадывается о том, что задумал её сын. Я сажусь за рояль и пою песню только для моей мамы:
Последние аккорды вдруг прерывает яростный и хриплый лай Пирата. Удивлённо замолкаю на полуслове и смотрю на маму. За все шесть лет что здесь живу я ещё ни разу не слышал, чтоб Пират так заполошно лаял. Бывало конечно, что он тявкал на чужих, но здесь прямо разрывается. Встав из-за рояля иду к дверям чтоб взглянуть на кого так лает наш одряхлевший дворовый сторож. Но меня опережает мама и с криком: