Чёрт! Да что ж это такое. Мой взрослый разум пасует перед ребёнком? Я ж умом понимаю, что не должен так себя вести маленький ребёнок. Точнее, наоборот, так и должен, но лексикон-то у него тоже должен быть детским. А я совсем не могу контролировать свой взрослый словарный запас. А такого «умника» в этом теле не должно быть просто по определению. Я вздохнул и с досадой про себя матюгнулся.
Придётся положиться на удачу, да на то, что моя мама меня уже принимает как само собой разумеющееся. Ну а Семён Маркович… Он доктор и значит должен понимать, что «голова предмет тёмный и исследованию не подлежит». Лишь бы он сам не кинулся в «исследования». Накаркал! Рядом с мамой Фирой появился «наш доктор». И судя по его заинтересованному виду, он уже был готов к «исследованиям».
— Миша, так ты разбираешься в искусстве? Тебя этому кто-то учил? И где ты учился?
Ну да, кто б сомневался. Доктор опять включил своего «пинкертона». Что ж, в ответ я тоже включаю своего «партизана».
— Да не помню я! Честное слово!
— Миша, но вот этот журнал ты уже встречал раньше? — и доктор берёт в руки французский журнал мод, который я только что отложил.
— Да откуда? Здесь только и увидел.
— Но ты же его смотрел? Что тут написано?
Я пожал плечами:
— Он же на французском языке, а я в нём не очень. Только несколько фраз более-менее знаю.
— И каких?
Ну — держи, чёрт любопытный! И внутренне усмехаясь с чувством произношу знаменитую фразу Кисы Воробьянинова. Постаравшись вложить в интонацию всю горечь неудачливого попрошайки:
— Monsieur. Je n’ai pas mangé pendant six jours.
Мама Фира потрясённо ахает.
— Мишенька! Ты неделю голодал и просил милостыню? Боже! — она прижимает руки к груди. — Сейчас же пошли к столу, тебе надо хорошо питаться. А поговорить можно и за столом.
— Миша, а кроме французского какие языки ты ещё знаешь? — о-о-о! Этот доктор меня уже достал со своим «допросом». Заколебал, блин!
— Русский знаю! Могу и читать, и писать. Но где учился не помню. Наверное, в школе? — с ярко выраженной надеждой поднимаю на «пинкертона» наивный взгляд. Интересно, тебя вот сейчас кондрашка не хватит, если я скажу, а потом и докажу наглядно, что могу отлично говорить и писать по-английски. Среди немцев так вообще сойду за своего камрада в любой компании, а в Испании и в Италии мне не доставит труда пообщаться хоть с технарём, хоть с гуманитарием и мы друг друга отлично поймём. Особенно, если это будет женщина. М-мда… О женщинах мне, наверное, ещё лет восемь-десять мечтать не приходиться. Досадно, однако!
Наконец-то мы сели за стол. У меня в чашку был налит чёрный чай, в вазочке стояло варенье, насколько разбираюсь в ягодах — вишнёвое. Я не очень-то люблю сладкое, а с годами так и вовсе старался себя в сладком ограничивать. Диетолог не советовал. Но где он сейчас, тот «диетолог»? С сомнением зачерпнул варенье ложечкой. — Хм, а вкусно! — Но вот чай категорически не понравился, какой-то он пресный, ни вкуса, ни запаха. Чуть поморщился и стал задумчиво помешивать ложечкой в чашке. Сейчас бы сюда тарелочку с печеньем или на худой конец с парой круассанов и маслом. Но чего нет, того нет. Зато есть хлеб, сыр и колбаса. Особо не задумываясь приготовил себе небольшой сэндвич и приступил «к трапезе».
— Кх-м, Миша, ты меня заинтриговал. У тебя хорошее произношение, видимо был домашний учитель?
Я пожал плечами.
— Не помню. Мама иногда пела, а мне очень нравилось её слушать. — я вздохнул. Действительно в «той» жизни моя мама просто обожала Мирей Матьё и её песни. И самой любимой её песней была «Каприз». Помню, как в детстве мы с мамой самозабвенно пели эту песню дуэтом. Я смахнул с ресницы слезинку и стал в полголоса напевать:
И вдруг неожиданно для себя встал со стула и запел в полный голос:
Закончив пение, с удивлением уставился на маму. Да уж… Шок — это по-нашему! Не, я конечно и до этого замечал, что глаза у моей мамы большие, красивые и выразительные, но чтоб большие и выразительные настолько? Сейчас в них просто плескался океан материнской любви и бушевал ураган восхищения.
— Мишенька! Это же чудо! Какой у тебя нежный голосок. Господи, просто ангельское звучание. Миша, признайся мне, твоя мама была певицей? Это она тебя так научила петь?
— Эсфирь Самуиловна! Я никогда не слышал той песни шо нам щас спел Мишенька. Конечно, я не так хорошо знаю за французский язык как Вы, но за талант я понимаю! Но шо это за манера пения? Я впервые слышу за такую мелодию! Нет, нашего Мишеньку непременно надо показать Юлечке Рейдер. Она обязательно должна услышать за такое необычное исполнение. Кстати, как вы знаете у неё самой великолепное лирическое сопрано, и она к тому же педагог по вокалу в нашей консерватории. Мы с ней хорошие знакомые и мне она не откажет!