Остальные — столпились вокруг.
Семерка пробегает мимо шкафа, бьет ногой по железной двери.
Семерка. Ну, суки, молитесь, чтоб он выжил! Если умрет — я вас на ремни порежу!
Семерка подбегает к носилкам, отталкивает нацгвардейца и начинает мощно давить на грудь Котика, считая вслух.
Семерка. …Двадцать три, двадцать четыре…
При каждом надавливании на грудь Котика, всё тело его сотрясается и из его пробитого черепа выливается струя крови.
Во двор вбегает медсестра, останавливается, несколько секунд смотрит на происходящее.
Медсестра (Семерке). Что ты ему грудь давишь?!. У него башка пробита!
Семерка (ничего не слыша). …Двадцать восемь, двадцать девять…
Медсестра (кричит). Да отпусти ты его уже! Всё! Ему ужене поможешь!
Семерка (вскакивая в возбуждении). Ну, всё, суки. Щас они ответят. Выводи пленных!
Нацгвардейцы пинками и ударами выгоняют из школьных мастерских, во двор, пятерых, раздетых до трусов, пленных из «газели».
Босые, грязные ноги бегут по двору, усыпанному осколками стекол и обломками кирпича.
Жердь и нацгвардеец со свастикой распахивают дверь шкафа.
Нацгвардеец со свастикой. Выходи! Бегом!
Юрий не может бежать, он прыгает на одной ноге, опираясь одной рукой на Миро, другой — на палку.
Нацгвардеец со свастикой (толкая Юрия в спину). Бегом, сказал!
Пленные сбиваются в кучу посреди двора.
Толпа озверевших нацгвардейцев, во главе с Семеркой, надвигается на них.
Во двор влетает «мерседес».
Из него выскакивает Ираклий и, с ходу оценив ситуацию, вклинивается между пленными и нацгвардейцами.
Ираклий. Назад!
Толпа разъяренных нацгвардейцев не отступает.
Ираклий распахивает широко руки, сдерживая нацгвардейцев. Прямо перед ним — лицом к лицу — Семерка.
Семерка. А ты, генацвале, нам не указ. Мы, значит, все, тут, как Котик, поляжем, а эти гниды будут жить? Уйди в сторону. Дай ребятам пар спустить.
…Разъяренные, тяжело дышащие, нацгвардейцы…
…Плотно сбившиеся друг к другу, за спиной у Ираклия, пленные…
Руки Ираклия, сдерживающие натиск нацгвардейцев, начинают медленно опускаться…
Внезапно, в напряженной тишине — спокойный голос Майора.
Майор. Семерка! Остыньте! В бою такой отваги я, что-то, за вами не замечал.
Майор уже стоит рядом с Ираклием.
Ираклий. У меня приказ СБУ. Пленные нужны живые.
Пауза. Все смотрят на Майора.
Майор. По–хорошему, конечно их надо бы расстрелять… Но… (смотрит на Ираклия) разведке виднее. (Нацгвардейцам.) Разойдись. Пленных — по местам.
Семерка в бешенстве вскидывает автомат и стреляет чуть выше голов пленных ополченцев.
Семерка. Ну, уроды!.. Майор, это — в последний раз.
Пленных разводят по своим местам.
Слышится знакомый свист. Столпившиеся во дворе нацгвардейцы, бросаются к дверям школы.
Жердь буквально впихивает Юрия и Миро в их шкаф, закрывает дверь и убегает вслед за остальными в здание школы.
Разрыв… Грохот, звон стекла…
Один из осколков пробивает металлическую стенку шкафа.
Снова — свист… разрыв… звон, грохот…
Голос. Филин ранен! Санитаров, сюда, быстро!
Артобстрел усиливается. Во дворе и около школы — серия взрывов: это работает «град».
Голос Ираклия (кричит). …Алло! Вы меня слышите? Пленных надо отсюда вывозить!.. Что?.. Но их нельзя здесь оставлять!.. Алло!.. Алло!..
Двор и школа освещаются, горят остатки кровли школьных мастерских и постройки, прилегающие к школе.
В шкафу — ночь
Шкаф сотрясается от взрывов...
Напряженные лица Юрия и Миро. Миро что–то шепчет…
Видение Юрия
Шкаф вырастает в размерах, здание школы, наоборот, уменьшается, холм, на котором расположена школа, тоже увеличивается, вырастает.
Из расположенного вокруг холма, по периметру, множества неистово палящих разнокалиберных орудий вылетают снаряды и летят вверх, по направлению к торчащему на вершине холма шкафу…
Голос Юрия (за кадром).
…И заглушая в сотый раз
Твой голос, Миро,
Шесть долгих суток лупят в нас
Все пушки мира…
Мощный взрыв. Свет меркнет. Наступает тишина.
Конец видения Юрия
Школьный двор — день
Во двор въезжают «мерседес», КамАЗ с крытым кузовом и, неожиданный здесь, четырехдверный «седан»–кабриолет. Из «мерседеса» выходит Ираклий, в руках у него два деревянных костыля.
Из школы нацгвардейцы выносят носилки с ранеными и грузят их в КамАЗ.
Некоторые раненые самостоятельно подходят к КамАЗу, им помогают забраться в кузов.
В шкафу — день
Юрий и Миро через дыры в шкафу смотрят во двор.
Гремит засов, шкаф открывается, в проеме — Марк.
Марк. Француз, выходи! Уезжаем. (Протягивает ему костыли.) Это тебе!
Юрий смотрит на Миро. Тот, улыбнувшись, подталкивает его к проему двери. Они обнимаются.
Марк (показывает Юрию на кабриолет). Иди, садись на заднее сиденье.
Юрий прыгает на костылях к кабриолету.
Поравнявшись с Ираклием, останавливается, смотрит на него.
Юрий. А Миро? Когда «Семерка» увидит, что меня в шкафу нет, он убьет его.
Ираклий. Идите в машину.
Юрий идет к кабриолету.
Ираклий что–то говорит Марку.
Юрий устраивается с трудом на заднем сиденье, укладывает костыли. Смотрит через стекло на школьный двор.
Во дворе Миро, сопровождаемый Марком, подходит к КамАЗу, поднимается в кузов, и исчезает в глубине фургона.
Марк садится в кабриолет впереди, рядом с водителем.
«Мерседес» трогается первым, за ним КамАЗ и кабриолет, и вся мини–колонна выезжает за ворота.
Дорога. Поселок — день
Колонна не успевает достичь конца улицы, как в воздухе раздается знакомый свист, и там, откуда они только что выехали, в районе школы, начинают разрываться снаряды…
Вдоль дороги то тут, то там, чернеют сгоревшие дома, торчат скелеты развороченных крыш, зияют пустыми оконными проемами изрешеченные осколками кирпичные стены…
Блокпост нацгвардии — день
Колонна въезжает на украинский блокпост.
Желто–голубой флаг, нашивки батальона «Донбасс», врытый в землю танк, ящики с боекомплектами.