СПА-БРА
Мы тащили его сквозь зелёнку —
Не балетных калибров мужик.
А по веткам и стеблям вдогонку
Вжик...
Вжик...
Балки, взгорки, подъёмы и спуски...
«Я живой?» «Не несли, был бы труп».
У сержанта под драной разгрузкой
Хлюп...
Хлюп...
Тянем ношу — траншейное племя,
До смертельной свинцовости рук.
Автоматным прикладом о темя
Тюк...
Тюк...
Прикипели к лопаткам тельняшки,
Льёт напалмовым жаром июль.
Пять минут передыха. Из фляжки
Буль...
Буль...
В догонялки играем иль в прятки,
У косой вырываясь из лап?
Лишь из мокрой насквозь плащ–палатки
Кап...
Кап...
Но всему есть конец. Есть он даже
У клубка еле видимых троп.
Бруствер... Бэтэр...
Блокпост... Вроде, наши.
Всё.
Стоп.
Вон палатка с крестом — где черешня,
Там дырявых берут на постой.
«Ну, покеда! Живи, дээргэшня[1],
Лет
Сто».
Подымили с лепилами трохи.
А в палатку ушли доктора,
Он глаза приоткрыл, и на вдохе:
«Спа...
Бра…»
ВСТРЕЧА НА ПОГОСТЕ
Какой же фартовый ты, зёма,
А мне вот везения ёк.
Укрыли тебя чернозёмом,
Меня положили в песок.
Спасибо, не в шлак и не в глину
Спустили под Сорокоуст,
Тебе на могилку — рябину,
А мне — можжевеловый куст.
Понятно: любого обида
В такой ситуации ест!
Тебе — со звездой пирамида,
Мне в ноги — обструганный крест.
Пока на них нету табличек,
Таблички попозже прибьют.
Мне — пара подвявших гвоздичек,
Тебе — пять венков и салют.
Грошовые тонкие свечи
Сгорели почти до нуля.
Тебе — многословные речи,
Мне — краткое «пухом земля».
Но это пустое — и точка —
Как лужица воска в горсти.
Рябина, ограда, цветочки...
Ты, главное, братка, прости!
Любая земля не перина,
По совести если судить.
Прости, коли слышишь, за мину,
Что я не сумел разрядить.
Недолго ты болью был мучим,
Меня ж бинтовали дня три.
Такой я вконец невезучий,
Нет фарта совсем.
Хоть умри.
ПЯТЬ МИНУС ОДИН
Ну кто у них выведать в силе,
Чей это в углу автомат?..
Они впятером уходили,
Четвёркой вернулись назад.
Усталыми спинами — к печке,
Пока та ещё горяча.
Жуют подгоревшую гречку.
Пьют чай. Тихо курят. Молчат.
Дымят от души, не халтуря,
Сидят, может час, может семь...
О ком они долго так курят?
О чём их свинцовая немь?
Она — о коварной растяжке,
Волнении перед броском,
Пробитой осколком тельняшке,
О фляге с последним глотком.
В ней злоба и боль — без подмеса,
Подсолнухи в чёрных полях.
И очередь из АГСа,
Когда они вышли на шлях.
...Встают.
Взгляд чуть-чуть виноватый.
Не сбросив молчанья тавро,
Вставляют запалы в гранаты
И в полночь идут —
вчетвером.
ЧТО ПОЧЁМ
Коли дождь стеной, — до смеха ли?
С неба падала вода.
Пять минут на сбор.
«Поехали!»
Сами знаете куда.
Особиста брали нашего,
Был не промах — крут и лих.
А давно ль других допрашивал?
Сами знаете каких.
Ох, и лют!
Держал всех в страхе он,
Дюжий, морда кирпичом.
Протоколы всё подмахивал.
Сами знаете о чём.
Тут — слушок: виновен в гибели
Двух штабных секретных схем.
Вот под дождь его и вывели.
Сами знаете зачем.
Вечер.
Ужин.
Построение.
Зампотыл бубнит с листком:
Мол, того... Мол, в исполнение...
Сами знаете о ком.
Что ж, в казарме — не в обители,
Поползла в каптёрку голь.
За помин налили, выпили.
Сами знаете по сколь.
Не хитра мужская пьяночка:
Мерный трёп да сизый дым.
Запыхтела с сеном баночка...
Сами знаете с каким.
Под базары бестолковые
До утра к плечу плечом.
На войне душа дешёвая.
Сами знаете почём.
ВОДИЦА ПОМОЖЕТ
«Ничё се дедок —
цельный архимандрит!» —
Роняет шеренга остроту.
Святою водою усердно кропит
Поп нашу безбожную роту.
По меркам войны не его перевес
На ротном плацу в этом часе:
Нас, грешников, сотня — в разгрузках и без,
Напротив — один он.
При рясе.
Но батя и бровью седой не ведёт,
Ему что комбриг, что водила...
И ловим мы скулами капельки от
Большого, как веник, кропила.
Весенним дождём умывает вода,
Пьянит непроцеженной бражкой.
У взводного Юрки мокра борода,
У Вити-минёра — тельняшка.
Стоит, улыбаясь, окопный народ,
Не горбит под брызгами спину.
И как бы случайно я свой пулемёт
Под тёплые капли подвинул.
Стекает по мушке одна — как слеза…
Но надо братве приколоться:
«Слышь, батюшка, в чём же твои чудеса?
Водичка, небось, из колодца!»
У старца морщинки сбежали с лица,
Вдруг стал — и моложе, и строже:
«Господь с вами, дети, вода из Донца.
Воюйте,
водица поможет».
СОНЕЧКО
Так себе айфон,
Брали и покруче.
А владелец — он
Парень невезучий:
Подловил металл
И затих в кабине.
Снайпер угадал?
Или дело в мине?
Может, лёг снаряд
Стомиллиметровый?
Явно добробат[2] —
Малый нефартовый.
С лычками погон,
Форма при шевроне,
Рядом телефон
Тёплый от ладони.
В сидор на спине
Взводный трубку кинет,
Мёртвый на войне
Гаджетов не имет.
…Вечер. Расслабон.
Пьём не шейк кофейный.
«Взводный, слышь, айфон
Бренькает трофейный.
Обоснуй там, чтоб
В страх вогнать вражину,
Про дырявый лоб,
Про его машину.
И влепи вопрос:
На хер лез с боями?
Вот теперь как пёс
В придорожной яме.
Врежь на матюке
Про конец паршивый
С биркой на ноге...»
Но молчит служивый.
Словно в колее
Танк завяз — и точка.
«Сонечко моє[3]» —
Из контактов строчка.
И тебя одна
Мысль берёт на мушку:
Дочь звонит? Жена?
Лапушка-подружка?
Закуси губу,
Драная пехота.
Даже взяв трубу,
Разве скажешь что-то?
«Наполняй стакан
Не наполовинку!» —
Погасив экран,
Взводный вынул симку.
ЗА ПОЛЧАСА ДО РОЖДЕСТВА