— Понял, — ответил Алик, мгновенно проснувшись. — Где мне вас перехватить?
— Нигде, — отозвался комендант. — Ты меня прости, но мы отступаем на Донецк, и я даже не знаю, дойдём ли. Это серьёзно. У меня куча военных, за которых болит голова, и мне совсем не хочется иметь ещё одну головную боль — штатского. Если тебя убьют, что я твоей маме скажу? Могу посоветовать только одно: попытайся лечь на дно. Может быть, пронесёт. Здесь для тебя шансов погибнуть гораздо больше. Штабные документы я забрал с собой, так что там не осталось ничего, где бы твоё имя фигурировало. Дальше думай сам. Всё. Отбой.
— Отбой, — ответил Алик.
И охренел.
И немудрено — только вчера записывался видеоролик с обращением коменданта к жителям города, где говорилось, что всё в порядке. Что позиции стоят крепко и нерушимо, и всё, что требуется от мирных — сохранять спокойствие. И вдруг — отступление. Объяснение этому могло быть только одно — любой манёвр есть военная тайна, и комендант, заранее зная об отступлении, не мог, не имел права сказать об этом заранее, тем более в эфир.
Алик тут же набрал номер Шерифа, коменданта здания штаба. И Шериф ответил ему:
— Да, всё так. Якут правильно тебе сказал. Мы уже за пределами города. Так что да, либо ложись на дно, либо уезжай.
— Понял, отбой, — ответил Алик, и после нажатия кнопки отбоя прорычал: — Твою мать!..
Ну что ж… Он действительно занимался в штабе краматорского ополчения исключительно гражданскими делами. И оружие не носил. И позывной его был — Штатский. Но разве в этом дело? Если каратели его арестуют, они на это не посмотрят. Так Алику подумалось сразу.
Между тем за окном стояло совершенно раннее утро, но после таких новостей было уже не до сна. Алик нервно выкурил сигарету и стал одеваться, даже не попив утреннего чая. Какой чай, Господи? До него ли сейчас? Прежде всего нужно было выйти на улицу и увидеть своими глазами, что происходит, а уже потом о чём-то думать и что-то решать.
— Сынок, ты далеко собрался? — услышал он голос ещё не проснувшейся мамы.
— Нет, мама, я скоро.
Алик уже очень давно ничего не боялся, но сейчас, как только он вышел на улицу, ему стало не по себе. В городе было мертвецки тихо. Если бы не птицы, которые после любых обстрелов пели по утрам, недолго было бы и с ума сойти. На улице не было ни единого человека. На дороге не было ни единого автомобиля. Это привело Алика в ступор — ведь даже в самые страшные дни блокады хоть изредка, но ходили и машины, и даже редкие смелые таксисты. И на поднятую руку всегда останавливались и подвозили. Бесплатно. Таксисты — за символические копейки. А сейчас — никого. Хоть собак гоняй. Это была первая недобрая примета. И к сожалению, не последняя.
Когда Алик дошёл пешком до штаба ополчения, он увидел вторую примету, ещё более зловещую. Возле входа в штаб топтались какие-то мутные мужики, которых Алик никогда здесь раньше не видел. Изнутри столь же мутные мужики вытаскивали коробки, которые тут же грузились в машины и увозились непонятно куда.
«Эх, — вздохнул Алик, — не успели оккупанты в город войти, а мародёры уже тут как тут. Что же вытаскивают, суки? Гуманитарку, не иначе».
Действительно, в штаб регулярно приходила гуманитарная помощь для ополченцев. И что характерно, ни один ополченец ни съел оттуда ни единой крошки, и не присвоил ни одной тряпки. Всё раздавалось мирным жителям. Да, раздавалось не так оперативно, как хотелось бы, но всё же… Алик тут же вспомнил, как ответственный за раздачу человек однажды подошёл к нему и спросил:
— Алик, как ты считаешь, как мне с этим справиться?
— Да очень просто, — ответил Алик. — нужно раздавать помощь самым нуждающимся. То бишь, инвалидам и ветеранам. А теперь оглянись: в здании, что напротив, находится общество ветеранов. Оно закрыто, не ломай двери. Моя мама — зам председателя общества ветеранов. Будет нужно — я у неё списки возьму. А общество инвалидов находится в Старом городе, буквально в двухстах метрах от моего дома. Мне будет несложно завтра утром зайти туда, и взять списки. С фамилиями, с адресами. Легко!
Список ветеранов действительно был составлен на следующий день. А с инвалидами всё оказалось не так просто. Как выяснилось, всё руководство общества инвалидов исчезло из города. Они вывезли группу инвалидов в Одессу, и там остались вместе с ними. И появились в городе только после прихода карателей. И вывозили инвалидов на всякие проукраинские сборища и шабаши. В креслах. С жовто-блакитными флагами. Создавали, так сказать, массовку. Впрочем, не будем о грустном…
Но что ветераны, что инвалиды — люди, которые не всегда сами в состоянии прийти за гуманитаркой. Нужен как минимум микроавтобус, чтоб развезти её по адресам. А он под рукой оказывался далеко не всегда. И потому гуманитарка частенько стояла на первом этаже, упакованная в коробки и готовая к развозке. Вот её-то и растаскивали новоявленные мародёры.
Алик вздохнул, развернулся и пошёл в сторону дома. Возле штаба ему больше нечего было делать.
«И что теперь?» — спрашивал себя Алик по дороге домой. И не находил ответа. А возле дома зашёл в магазин, взял водки и, вернувшись домой, тут же прошёл к себе в комнату, открыл…
И немедленно выпил.
И ушёл в запой.
Сколько дней прошло, три или четыре, Алик не осознавал. Всё это время он мрачно пил водку. Иногда выбирался в магазин, пополнял запасы, и немедля возвращался домой. Но всё хорошее имеет свойство заканчиваться, так что то ли на четвёртый, то ли на пятый день Алик внезапно обнаружил, что водка кончилась. И деньги тоже. Одновременно. И с этим нужно было что-то делать.
Алик тяжело задумался.
«Ну а что тут думать? Нужно добывать денег. Где? Снять с карточки. Но вот в этот-то и вся загвоздка… У меня карточка филиала сбербанка России. Отделение сбербанка разбило снарядом, и больше нигде в городе я денег не сниму. Нужно куда-то ехать. В соседний город. Но только не в Славянск, там вообще всё разбито вдребезги. Нужно в другую сторону. В Дружковку. Там вообще практически не стреляли. На нас бросили все силы, а на Дружковку их уже не хватило. Значит, нужно ехать туда».
С этим решением Алик взял в руки телефон, нажал несколько кнопок и спросил:
— Паша?
— Он самый! — раздался в ответ бодрый голос. — Привет из города-героя Дружковки!
— Город-герой Краматорск аналогично приветствует тебя, — хмыкнул Алик в ответ. — Ты лучше скажи мне: у вас филиал сбербанка России работает?
— Конечно работает, куда ж ему деваться, — даже удивился вопросу Паша.
— Отлично. Тогда я еду к вам.
— Когда?
— Да хоть сейчас.
— Автобусы же не ходят…
— Не впервой.
— На въезде в город меня набери, я встречу тебя возле банка.
— Замечательно. Добро.
Алик встал и начал одеваться.
— Ты куда, сынок? — тут же спросила его мама.
— В Дружковку. Денег с карточки сниму.
— Осторожнее там.
— Не впервой…
Алику повезло: он достаточно быстро поймал попутную машину, и спустя какие-то полчаса уже въезжал в Дружковку. И вот тут-то, прямо на въезде, он увидел третью зловещую примету времени. Он сидел, задумавшись о чём-то, и вдруг водитель толкнул его локтем в бок и показал за окно с словами:
— Смотри. Зачистка.
И Алик увидел: несколько вооружённых людей в камуфляже колотили прикладами в чьи-то ворота. За кем-то пришли. Метров через триста картина повторилась. Потом ещё. И ещё. Впечатление было такое, словно арестовывают весь город. И вокруг стояла такая же пугающая тишина, нарушаемая только ударами прикладов в ворота.
— Вот и пришли к нам каратели, — задумчиво произнёс Алик.
Другого слова у него не было. Ополчение, что бы о нём ни сочиняли, всегда старалось не обижать мирных, и уж если приходилось кого-то арестовывать, то это всегда было ЧП. Каждым подобным случаем занималась военная полиция, которая тщательно разбиралась в причинах ареста, выясняла, не было ли оговора, и если арестовавшие мирного были неправы или превысили свои полномочия, разбор был быстрым и наказание виновных жёстким. А чтобы вот так, среди бела дня… Да такого в кошмарном сне присниться не могло! Так поступают только каратели. Охреневшие от собственной вседозволенности.