Сидя за столом, чувствовала взгляд Алонсо на себе, стеснялась посмотреть ему в глаза. Боялась, что он прочтёт в её взгляде,как она влюблена, а это, наверное, не скромно. Он вон какой сдержанный, ни один мускул на лице не шевелится.
Подали чай с пирогами. Тут Элен дала себе волю! Выпечка, это то, что она никогда ни на что не променяет.
Алонсо с удовольствием наблюдал, как девушка, не жеманничая, уплетает пирог с яблоками. Вот ведь сладкоежка, щёки перемазаны вареньем. Он невольно улыбнулся, глядя на неё.
Она поймала его взгляд, потупилась, потом вскинула просиявшие синие озёра глаз и озарила своей улыбкой. Такой милой, нежной, доверчивой. Она необыкновенная.
Алонсо уже не спускал глаз с очарования напротив. Первый раз за свою жизнь он встретил глаза, которые абсолютно доверяли ему и ни капли не боялись. Дерзкие, весёлые, бесстрашные.
По дороге к шале, после ужина, Элен шла под руку с Алонсо. И хотя дорожка была такая узенькая, для одного, они шли рядом.
Всю романтику сбивал идущий позади них "младшенький", нагруженный корзинами с фруктами, сыром и вином.
Долго скидывал сапожищи на пороге, потом составил всё это у лестницы и шумно дыша, наконец, ушёл.
Алонсо по хозяйски тут же поднял провиант на террасу. По домику двигался свободно, легко, видно было, что он тут не в первый раз.
К Элен тут же "по-дружески" прилетела ревность и давай стучать дятлом: прикинь, сколько тут всяких Элен побывало!.
Влюблённость победила, ревность улетучилась.
Трепет заполнил всю девушку, когда Алонсо, проходя мимо, чуть коснувшись губами её виска, направился в мужскую ванную комнату.
Кстати, и ей пора. Она вошла в ванную, с удовольствием скинула с себя всё, в чём была. Тёплая вода, нежнейший запах мыла, тишина и трепетное ожидание сделали своё дело. Элен не помнила себя от радости и смятения.
С удивлением обнаружила, что в сундуке с её банными вещами лежало всё, что угодно, но не было ночной сорочки. На Тильду это не похоже! Элен перевернула всё вверх дном – нету! Ну, Тильда, погоди. Это же надо, опростоволосилась то как служанка!
Зато лежал халат, которого Элен раньше не видела. Она примерила его. Чёрно-красный бархат, подбитый тонким мехом, с белыми отворотами горностая на воротнике и манжетах. Это же королевская мантия!
Давно пора было выходить из ванной, Элен всё медлила, немного стеснялась. Подходила к двери, бралась за ручку и отступала. Наконец, решилась.
Запахнув халат, неслышно поднялась, толкнула дверь. Лунный свет серебристой дорожкой приглашал войти в свои колдовские туманы. Казалось, Алонсо спал, раскинувшись могучим телом на всю ширину кровати.
Элен проскользнула мимо, отодвинула пелену тюля, впуская ночь к себе в гости.
Алонсо подошёл неслышно, развернул её к себе. Целовал шею, медленно спуская с её точёных плеч драгоценную ткань халата. Горячо, плотно ведя рукой от лопаток к талии. Коснулся поясницы, прижал к себе, поймав её вздох, когда она уперлась в его горячую твёрдость. Теперь она вся была в его власти.
Опрокинув девушку на кровать, накрыл смущённо закушенную губку своими губами, коленом раздвинул её ноги, подобрал всю под себя. Его шеи коснулся ее горячечный, рваный вздох, она вся поддалась к нему навстречу, впуская, томилась горячим напряжением. Выгибаясь под ним, распаляла его всё сильнее, упираясь в него плотной грудью. Он смотрел ей в лицо, в лунном свете ловил трепет её ресниц. Дразнил её страсть, тот еле касаясь то погружаясь, заглушая её стоны поцелуями.
Луна, смутившись, отводила взгляд, комкала облака. Нахальные звёзды подглядывали, вздрагивая, мерцая и завидуя страсти…
Глава 29
Элен проснулась, но не открывала глаза.
Лежала, придавленная его телом, чувствуя его запах, слыша биение его сердца, плавное дыхание. Самое волшебное время страстного послевкусия ночи, запускающее счастье жизни.
Аккуратно выбравшись из под любимого, внимательно рассматривала его лицо.
Ровный нос, чёрные, соболиные брови вразлёт. Высокий лоб, широкие скулы. Подбородок квадратный, чуть подёрнутый щетиной, колючий, тёплый… Губы, о эти губы. Плотные, чётко очерченные, упрямые, жгучие, требовательные.
Алонсо – нежный, сильный, жаркий, ненасытный, – спал. Элен нежно скользила взглядом по стальным бицепсам, гора мышц на спине резко обрывалась к узким бёдрам. Здоровенный мужик подтянул пудовый кулак под щёку, посапывал милым котиком.
Мало кому пришло бы в голову разбудить и раздразнить спящую мощь. Элен женским чутьём понимала, какую власть обрела над ним, ласковой пантерой потрепала его чёрные кудри, шепнула "я скоро" и умчалась.
Помня о приглашении Габи, заинтригованная её обещанием, решила сбегать к ней, пока Алрнсо спит.
Пробираясь через влажное, сонное утро, немного продрогла, однако, Габи уже ждала её.
– Ты пришла, моя птичка! – женщина встретила Элен как старую знакомую,: – на вот, перекуси да за дело!
Элен надкусывала горячую корочку пропечённого хлеба, запивала молоком и не было завтрака вкуснее.
Габи повела её за собой. Предрассветная мгла сиреневым шлейфом поднималась с земли. Умытая росой трава протягивала свои былинки первым лучам солнца.
Габи вела её вдоль жёлтой каменной стены, подпирающей бок осыпающегося склона. Отвоеванный ею огородик протянулся тонкой полоской-дорожкой к померанцевой рощице.
Глубокий, сладкий запах, сродни цветущему жасмину, свалившемуся в горячий мёд, сладкой пеленой пробивался сквозь свежесть утра…
Женщины подошли к круглым деревьям в яркой зелени овальных листьев, усыпанные белыми резными цветами. Цитрусовый дух наполнил ароматные порывы ветра.
– Запомни, Элен. Этот цветок – мужчина и он чувствует твои руки. Трогай его аккуратно, бережно. Представь, что ты ласкаешь мужчину.
Лучше бы она этого не говорила. До её слов Элен просто любовалась, вдыхала блаженство тончайшего аромата. Теперь впечатления прошлой ночи мурашками рассыпались по её плечам, каплями горячей ртути рванули в пояснице.
Касаясь плотных алебастровых кончиков цветка, её накрывала та чувственность, скользящая, разжигающая, как от прикосновений к его телу.
– Вот что чувствуешь, то и наколдуешь в своём настое, – Габи уже несла плетёнку цветов к дому, Элен шла за ней.
Женщины перебирали лепестки, перетирали их в ступке с крошкой секретного корня. Складывали в мудрённую кастрюльку с тоненьким носиком сбоку.
Там, под крышкой, что то пыхтело, булькало. Габи через тонкий носик сливала клубящийся туман в графин, обложенный льдом.