Ознакомившись с содержимым папок, Флетч уже мог определить, кто есть кто.
За маленьким столиком вели неспешную дискуссию Фил Нолтинг и Пол Добсон, авторы всех речей губернатора. По ходу они вычерчивали только им понятные линии на лежащем на столике единственном листке бумаги, словно два архитектора, проектирующие здание.
Барри Хайнс, руководитель группы связи, сидел на вращающемся стуле с телефонной трубкой у уха.
Три женщины печатали у раскладных столиков, выстроившихся вдоль боковой стены салона.
Утренние газеты валялись на полу.
Доктора Тома в переднем салоне Флетч не узрел.
Не успел Флетч подойти к Уолшу, как тот воскликнул: «Вы все знаете Флетча!»
Никто, однако, не знал. А потому вслед за выкриком все, как один, повернулись к Флетчу, после чего продолжили прерванные занятия. Теперь они его знали.
– Эй, Уолш! – Барри Хайнс оторвался от телефона. – Вик Роббинс – организатор предвыборной кампании Аптона?
– Да. Что с ним?
– Его автомобиль только что слетел с моста в Пенсильвании. В реку Саскьюхенна.
– Погиб?
– Если только не сидел за рулем в акваланге.
– Запросите, пожалуйста, подтверждение, – подал голос Флетч. – От полиции штата Пенсильвания.
Барри Хайнс склонился над телефоном.
Уолш коснулся плеча ближайшей к нему машинистки. Та тут же вытащила из каретки лист, на котором печатала, и вставила чистый.
Уолш начал диктовать.
– Узнав о трагической смерти Виктора Роббинса, губернатор Кэкстон Уилер сказал: «Никто не понимал сути американской политики лучше Виктора Роббинса. Миссис Уилер и я приносим глубочайшие соболезнования семье Вика и его друзьям, число которых – легион. Я и моя команда сделаем все возможное, чтобы помочь сенатору Аптону и его помощникам пережить столь серьезную потерю».
– Да, он мертв, – подтвердил Хайнс. Уолш взял у машинистки отпечатанное заявление для прессы и протянул Флетчу.
– Почему я должен работать за тебя? – он улыбнулся. – Немедленно размножь и раздай, пожалуйста, журналистам.
– Должен Кэкстон упомянуть о смерти Роббинса, выступая в Уинслоу? – спросил Пол Добсон.
– Нет, – Уолш потер шею. – Теперь вся свободная пресса Пенсильвании в кармане у Аптона. Ну почему Роббинс не слетел с моста в штате поменьше? К примеру, в Южной Дакоте.
– Эти организаторы предвыборных кампаний готовы на все ради лишнего заголовка в газете, – ввернул Фил Нолтинг.
– Да, да, – покивал Добсон. – Давайте предложим сделать то же самое Уилли из Калифорнии. Тоже большой штат. И мостов там хватает.
– И газетчики очень шустрые, – подхватил Нолтинг. – А погода лучше.
Флетч стоял у ксерокса, копируя пресс-релиз о смерти Виктора Роббинса.
Заревел заводской гудок. Через запотевшее окно Флетч увидел, как губернатор повернулся и прошел в ворота.
– Куда он идет? – спросил Флетч. Репортеры потянулись к автобусу.
– Выпить кофе с профсоюзным лидером, – ответил Уолш, даже не посмотрев в окно. – Как там его фамилия... Уолмен. Вместе с ним будет пить кофе и администрация.
– Кофе, кофе, – пробурчал широкоплечий мужчина, появившийся из двери в дальнем конце салона. – Кофе ему вреден.
– Ты знаком с Шустриком Грасселли? – спросил Уолш. – Это Флетчер, Шустрик, – здоровяк крепко пожал руку Флетча. – Личный шофер отца.
– И друг, – добавил Шустрик.
– Без Шустрика он никуда, – подтвердил Уолш. На что здоровяк пробасил: «Именно так».
– Рад с вами познакомиться, – улыбнулся Флетч и осторожно протиснулся к выходу мимо Ли Оллена Парка, продолжавшего наставлять добровольцев.
– Конгрессмен должен чувствовать себя, как дома, понимаете? В какое бы время он ни появился в автобусе, держите наготове бокал шотландского с содовой. Если он не захочет выпить, то сам скажет об этом.
Репортеры столпились у лесенки в автобус.
– Где заявление для прессы? – спросила за всех Фенелла Бейкер.
– Какое заявление? – деланно удивился Флетч.
– Заявление губернатора в связи с трагической гибелью Вика Роббинса, – Фенелла уставилась на листки в руке Флетча. – Идиот.
– Как вы узнали о гибели Роббинса? – спросил Флетч. – Не прошло и трех минут, как нам сообщили об этом.
– Давай сюда это чертово заявление! – взревел Билл Дикманн. – Меня ждет телефон!
– Вы же знаете, что губернатор не мог сделать никакого заявления, – тянул резину Флетч. – Он же на фабрике.
– Он что, издевается над нами? – проорал Айра Лейпин.
– Нет, – покачал головой Флетч. – Вот заявление, – он попытался раздать листки, но их у него вырвали.
– Тебя-то я перегоню, – радостно пообещал Билл Дикманн Бетси Гинзберг.
– Если тебе в задницу будет дуть сильный ветер, – огрызнулась Бетси.
– Да вам в головы, похоже, вживлены антенны, – пробормотал Флетч.
Эндрю Эсти просмотрел заявление, повернулся к Флетчу.
– А религиозное утешение? В заявлении об этом ни слова! – значок «Дейли госпел» он носил и на пальто.
– О Боже! – простонал Флетч.
Преодолевая ветер и снег, репортеры ринулись к телефонным аппаратам в административном корпусе.
Все, за исключением Фредди Эрбатнот. Та, улыбаясь, осталась у автобуса.
– Читателям «Ньюсуорлд» это не интересно? – полюбопытствовал Флетч.
– Я уже все передала. Обычно такие заявления состоят из трех частей. Дань уважения профессиональным достоинствам усопшего. Соболезнования семье и друзьям. И обещание помощи конкурирующей команде. Я ничего не упустила?
К заводским воротам подкатило грязное дребезжащее такси. Флетч подумал, что поездка из города влетела пассажиру в приличную сумму.
– Прямо-таки банда дикарей. Требовать заявление губернатора в связи со смертью Роббинса, прекрасно зная, что губернатор понятия не имеет о случившемся.
Из кабины вылез мужчина. Вытащил чемодан. Зажав в руке деньги, заспорил с водителем.
– Кто это? – спросил Флетч. Фредди обернулась.
– Это дурные новости. К нам пожаловал сам мистер Дурные Новости, – она посмотрела на Флетча. – Мистер Майкл Джи. Хэнреган, грязное пятно на чистой совести журналистики, ведущий специалист по лжи и гнусным инсинуациям, автор скандальной газетенки, выходящей под названием «Ньюсбилл».
С чемоданом в одной руке и портативной пишущей машинкой в другой, с развевающимися на ветру полами пальто, мужчина направился к автобусам. Водитель что-то прокричал ему вслед.
– Так это Хэнреган. Я надеялся, что нам не доведется встретиться.
Хэнреган обернулся и плюнул в сторону водителя.
– Я думал, Мэри Райс освещает предвыборную кампанию для «Ньюсбилл».
– Мэри – мышка, – пояснила Фредди. – Хэнреган – крыса.
– Привет, Эрбатнот, – Хэнреган даже не кивнул Фредди, лишь искоса глянул на нее. – В последнее время удалось потрахаться с козлами?
– Как приятно засвидетельствовать вашу физическую и моральную деградацию, Хэнреган, – отпарировала Фредди. – Сколько часов жизни дают вам сейчас врачи?
Хэнреган не выпускал из рук ни чемодана, ни пишущей машинки. И дрожал всем телом в тонком пальто. Одутловатое, нездорового цвета лицо пламенело прыщами. Меж желтыми зубами чернели прогалины. Одежду он, похоже, не снимал целый месяц.
– Никогда, никогда не пользуйтесь туалетным сидением после того, как на нем посидел Хэнреган, – посоветовала Фредди Флетчу.
Хэнреган рассмеялся.
– А где этот болван Флетчер?
– Я – болван, – ответил Флетч. Хэнреган закрыл рот, безуспешно попытался вдохнуть через нос, вновь открыл рот.
– О, какое счастье. Этот молокосос еще и не пользуется туалетом. Ему вполне хватает горшка, – и, подняв голову, уставился на Флетча налитыми кровью глазами, каждый из которых буквально сочился злобой. – Юноша, вы попали в передрягу.