Утром пришел — мрачный, потерянный. Узнав об аресте мужа, Иола потеряла сознание. Евтерпа с Дрио едва успели подхватить ее под руки. Геродот и Формион рвались вернуться в Галикарнас.
Но Ликс запретил:
— Что вы можете сделать? Ему уже не помочь, а вас узнают…
Вернувшись из Приены, Лигдамид спустился в подвал десмотириона. Волчьеногие долго били Паниасида у него на глазах. Эсимнет держал у носа надушенный платок, Чтобы не чувствовать тошнотворной вони застенка.
Спросил:
— Зачем?
— За отца и сына, — прохрипел Паниасид, сплюнув кровь.
Лигдамид ударил под дых, заорал в лицо:
— Кто тебе помогал?
Узник улыбнулся разбитым ртом:
— Оры[55]… Только Дикэ подкачала — по справедливости на моем месте сейчас должен быть ты.
— Богохульник, — презрительно бросил эсимнет. — И дурак… Оры помогают тем, кто не жалеет благовоний для светильников и масла для жертвенного костра. Куда тебе, нищеброду, против меня.
Перед уходом кивнул волчьеногим:
— Продолжайте. Мне нужны имена сообщников…
Казнь назначили на новолуние. Специально для такого случая подогнали к пирсу триаконтеру. Навигация закончилась, но этот корабль не собирался уходить в открытое море.
На причале собралась городская знать: стратеги, магистраты, купцы… Простых горожан дальше маяка не пустили. Ликс стоял в толпе с наброшенным на голову капюшоном. Кто-то должен сообщить Иоле и Формиону о том, как умер Паниасид.
Когда мстителя высадили из телеги, зеваки ахнули. Он еле держался на ногах. Рваный хитон был весь в крови. Подсохшие раны, синяки, изуродованные пальцы — все говорило о жестоких пытках.
Ликс засопел: Лигдамид врагов не щадит, но чтобы так… Хорошо, что остальные члены семьи не видят муки Паниасида. Нет, он никому не расскажет об этом. По крайней мере, не скоро.
Идти самостоятельно Паниасид не мог. Волчьеногие волокли его по пирсу. От содранных в кровь ног на квадрах оставались следы. Галдели чайки, для которых возня людей казалась будничной.
Смертника подняли на корабль. Затем подтащили к борту и просунули голову в весельный порт, предварительно отодрав от досок кожаный рукав. Руки привязали к планширю.
На гавань налетел Борей. Зеленая муть плескалась о пирс, перехлестывая через край. Триаконтера качалась и скрипела, но швартовые тросы прочно держали ее на приколе.
Паниасид был жив. Ему хотелось закрыть глаза, снова впасть в забытье, которое на время спасало от боли. Холодные брызги били в лицо, заставляли отплевываться.
Перед глазами качалась вода, в которой плавал портовый мусор: гнилые луковицы, обрывки пеньковых веревок, щепки, пустой рваный мешок… Чайки с криком пикировали на рыбную мелочь.
Он смог немного повернуть голову набок. Скосив глаза, увидел силуэты на пирсе. На мгновенье ему показалось, что в толпе стоят жена и сын. Растрескавшимися губами смертник прошептал: "Формион… Иола…"
Над лазурью искрились буруны. Солнце то пропадало, то слепило ярким светом. От морской соли раны саднили. Ему казалось, что пытка будет длиться вечно. И этот скрип — так же, наверное, скрипят уключины на лодке Харона.
Паниасид терял сознание, потом приходил в себя. А что это там, в глубине? Из темноты к нему приближалось лицо жены в ореоле водорослей. Иола пристально смотрела на него круглыми рыбьими глазами.
Морок пропал, но сердце стиснула тоска. Он понимал, что продержится недолго. Жить больше не хотелось. Лишь бы ушла боль, тогда наступят покой и тишина. Даже если эта тишина станет вечной, он готов ее принять…
На третий день Паниасид умер.
Волчьеногие сбросили труп мстителя на пирс. Лигдамид презрительно пнул его ногой. Затем отвернулся и с гордо поднятой головой направился к маяку.
Словно говоря: "Так будет с каждым, кто посмеет поднять на меня руку".
Ликс проводил его ненавидящим взглядом. До боли в пальцах сжал рукоятку кинжала под гиматием.
Подумал: "Нет, не сейчас… Третьей неудачной попытки не будет. Я найду способ приблизиться на расстояние удара. Теперь тебе не уйти…"
Херил брел по улице Изготовителей ларей. Он каждый день приходил к дому Лигдамида в надежде встретить убийцу Агесии. Кухонный раб сказал, что "плетеного", который с косой, зовут Гринн.
Саммеот теперь знал об этой улице все.
Вот башмачник вывалил возле мастерской охапку кожаных обрезков. Подождет до вечера — может, кому-то сгодится в хозяйстве, потом сожжет их в сточной канаве.
В этом доме живет педагог. Проходя мимо пастады, Херил слышал детские голоса, хором повторяющие счет: "Один да один — два. Два да два — четыре…"
55
Оры — богини времен года, которые ведали порядком в природе: Эвномия — богиня законности, Эйрена — богиня мира, Дикэ — богиня справедливости.