— Получается, Ликид погиб зря, — процедил торговец рыбой и посмотрел на свои руки.
Кимон досадливо вздохнул.
Постарался объяснить:
— Война с персами не закончена. На Кикладах и Спорадах она явная, в Афинах — тайная. На любой войне есть случайные жертвы. Кто определит степень вины или невиновности каждой из них?
Мегакл хлопнул товарища по плечу, чтобы продемонстрировать свою поддержку.
Стратег резонно добавил:
— После смерти Ликида в Совете знати будет больше единства и взаимопонимания. Разве это не благо?
Собеседники согласились.
— Что теперь? — спросил Несиот.
— План у меня есть, — уверенно заявил Кимон. — Но будет нужна помощь Филомелы.
Он посмотрел на торговца рыбой:
— На этот раз я все сделаю сам…
Наступило двадцать восьмое пианепсиона.
В Кефисии справляли Гефестии — праздник металлургов. Двое суток западный пригород Афин сотрясался от песен возвращавшихся с симпосиев кузнецов.
Каждое утро от статуй Гефеста и Афины Эрганы на Колоне к Длинной стене направлялась праздничная процессия из литейщиков и оружейников с семьями. Кузнецы присоединялись к помпэ за Воротами смерти.
У подножия холма Нимф ряженые разыгрывали сцены из жизни бога-кузнеца: встречу Фетидой юного Гефеста на дне моря, спаивание его Дионисом, похищение Прометеем огня из мастерской Гефеста и Афины.
Нетрезвые сатиры в козлиных масках хватали девушек за руки, обнимали, толкали в объятия парней. Одетые в маскарадные костюмы афиняне водили хороводы на площадях.
Кузнецы выставили перед мастерскими образцы изделий из бронзы, латуни и железа. Торговля шла бойко, так как товары продавались по сниженным в честь праздника ценам.
Возле украшенной цветами колесницы Гелиоса аэды до заката читали лирические стихи. Горожане устраивали пляски на надутых воздухом мехах, состязались в конкурсе на самый долгий поцелуй, по очереди играли на лире и авлосе.
А в полночь происходила лампадодромия. Безбородые эфебы со всех ног мчались с факелом в руке вдоль южной стены к Фалерону. Там их встречали матери и невесты. Начиналась ночная гулянка, которая, как правило, заканчивалась массовой дракой с участием портовой черни.
Порнаи Филомелы работали на износ. Пришлось даже купить трех новых рабынь из Скифии. Дикарок вымыли, постригли и накрасили им ногти. Зато они быстро поняли, что от них требуется.
Выманить Теофраста в диктерион, чтобы отметить праздник, не составило труда. Эвпатрид получил в наследство от отца право откупа нескольких штолен на Лав-рийских рудниках, поэтому имел косвенное отношение к Гефестиям.
Кимон снял на всю ночь Фракийский зал. Чтобы выполнить его просьбу, Филомеле пришлось отказать главе гильдии ткачей. Гетера все еще чувствовала хватку стальных пальцев на своей шее, так что просить дважды стратегу не пришлось.
Когда Теофраст вошел в зал, там уже царило веселье.
Эвпатриды расположились на ковре среди подушек. Все трое были голыми, не считая висящей на шее гирлянды из цинний и бархатцев. Возле жаровни мальчик в набедренной повязке старательно выдувал трель из авлоса.
Еловые ветки на стенах и в расставленных на полу высоких вазах символизировали густой лес. Среди бутафорских деревьев на четвереньках кралась волчица.
Шкура доходила порнае лишь до бедер, открывая длинные ноги. В вырезе свисали полные розовые груди. Напуганные лани расползались от нее в стороны.
Порнаи притворно кричали от страха, принимая завлекающие позы, хватали эвпатридов за коленки. Те довольно хохотали, в ответ щипали девушек за запястье или голую ягодицу.
Кимон пригласил Теофраста возлечь рядом с собой. От запаха жареных каштанов гость поморщился — так должно пахнуть в кварталах ремесленников, а не на аристократической вечеринке.
Евнух поставил перед ним блюдо с миндалем и золотистыми сливами. Заметив, что от виноградных гроздьев уже мало что осталось, принес лекану, на которой арбуз похотливо распахнул свое сочное красное нутро.
Осушив канфар, откупщик наконец расслабился и скинул хитон. Одна из ланей тут же принялась массировать ему икры. Две других ластились к Мегаклу и Несиоту. Кимон тискал волчицу, которая терлась о его бедро головой, скалилась, призывно рычала.
Вскоре к звукам авлоса добавились стоны, вздохи и страстный лепет…
Когда эвпатриды блаженно откинулись на подушки, в зал вошла Филомела. В хитоне из полупрозрачного аморгского льна она была обворожительна. Тонкий поясок под грудью подчеркивал очевидное.