Геродот молча слушал "Одиссею", зачарованный плавной торжественностью гекзаметра. Окружившей рапсода публике тоже нравилось исполнение. То один, то другой из зевак бросал в кувшин мелкую монету.
Наконец чтец закончил.
Поблагодарив слушателей, он уселся на парапет бассейна и достал из котомки сверток с едой. Публика разошлась. Рапсод настолько увлекся куском вяленой ослятины, что не заметил, как к нему бочком приблизился покрытый татуировками человек. Мгновение — и горшок с мелочью оказался у грабителя в руках.
Возмущенный рапсод вскочил, но сразу же получил удар кулаком в живот. Несчастный стоял в согнутом положении, пытаясь сделать вдох. Синекожий передал кувшин подельнику, заросшему курчавой бородой по самые глаза. Грабители даже не пытались скрыться, просто спокойно развернулись и медленно побрели прочь.
Геродоту бросилось в глаза изображение гиппокампа на плече синекожего. Наивный образ рыбки совсем не вязался с его бандитской внешностью.
— Подонки! — прорычал Паниасид, затем повернулся к Геродоту: — Это портовая матросня. Жди меня здесь!
Еще через мгновение он бросился следом. Геродот хотел остановить дядю — но куда там… Подбежав к курчавому, Паниасид схватил его за плечо. Тот развернулся — недоумение в глазах сменилось злостью. Удар в челюсть опрокинул бородача на вымостку. Из разбитого горшка посыпалась медь.
Грабитель поднялся, но не спешил нападать. Первым делом подцепил с земли круглую кожаную шапку из собачьей шкуры. Пока он приходил в себя, синекожий ринулся на обидчика.
На помощь подельнику пришел моряк с косой, в которую была вплетена черная лента. Завязалась потасовка. Теперь Паниасид дрался сразу с двумя моряками. Га-ликарнасец бил размашисто, но точно. Когда грабители поняли, что голыми руками его не возьмешь, синекожий достал нож.
Он шел на Паниасида с ухмылкой на лице, потому что знал: от ножа защиты нет. Галикарнасец начал озираться в поисках палки или хотя бы обломка керамики.
Так и пятился к нимфею, как вдруг синекожий резко шагнул вперед, выставив перед собой нож. И рухнул на землю… За его спиной стоял бледный рапсод с камнем в руке.
— Ладно, ладно… Все! — Курчавый ткнул пальцем в потерявшего сознание подельника, голова которого была залита кровью. — Мы просто заберем его с собой. Деньги оставьте себе.
Когда троица неудачников убралась прочь, Паниасид подошел к рапсоду.
— Как тебя зовут? — спросил галикарнасец.
— Софокл, — ответил тот. — Спасибо за помощь. — Покосившись на окровавленный камень в руке, он поморщился: — Похоже, меня ждет суд за причинение тяжких телесных повреждений. Афинян здесь не любят.
Паниасид покачал головой.
— Нет, эти моряки не местные. Ты заметил узор на хитонах? Спирали, вписанные в квадрат. Они — кикладские пираты. Я в порту видел керкур с вымпелом Наксоса. Скорее всего, после этой драки навклер уберется из Кенхрей, чтобы не привлекать внимание элименов. Так что подавать жалобу в суд будет некому.
Геродот тем временем собирал рассыпанную по вы-мостке мелочь в головной платок.
— Мы идем осматривать город. Пойдешь с нами? — спросил нового знакомого Паниасид.
Тот покачал головой:
— Не получится, я должен участвовать в погребении. Мне заплатили, чтобы я пропел погребальный френ перед оплакиванием, так что придется отработать.
Паниасид дружески похлопал рапсода по плечу:
— Тогда приходи вечером в гости, пообедаем. Мы остановились в "Гусе". Знаешь, где это?
Софокл кивнул.
Вручив рапсоду узелок с медью, галикарнасцы отправились дальше.
Обед получился скромным, зато по средствам.
В центре стола стояло блюдо с копчеными сардинами, стрелки лука и чеснока были навалены горкой, а на промокшей холстине белел кусок сыра. Ячменные лепешки с коричневой корочкой успели остыть, пока галикарнасцы добирались в пандокеон, но по трапезной все еще разносился аппетитный дух жареных зерен.
Паниасид попросил хозяина посадить их в дальний угол общего зала, подальше от других постояльцев. Трапезная пустовала, так что уединение компании было обеспечено.
Появившегося вскоре Софокла галикарнасцы радостно пригласили к столу.
— Как прошли похороны? — спросил гостя Паниасид, макая хлеб в оливковое масло.
Афинянин поморщился:
— Родственники покойного сэкономили на вине. Ничего хуже я еще не пил — то ли плохо процедили, то ли в кратер залили тухлую воду. В общем, половине участников стало плохо. У меня до сих пор изжога.