Вскоре подошел профет с большим серповидным ножом в руке. Первый в очереди паломник поволок козла за веревку к алтарю. Жрецы затянули пеан. Исполненная величия мелодия заполнила ущелье. Казалось, даже статуи внимательно вслушиваются в хоровое пение.
Профет окропил козла священной водой. Козел покосился на него, но лишь молча пожевал губами. Жрец истолковал эти движения как согласие Аполлона изречь оракул и утвердительно кивнул хозяину животного.
Два госия втащили козла на алтарь. Один жрец прижал его рогами к столешнице, а второй удерживал за задние ноги. Профет под звуки авлоса вознес просьбу Аполлону благосклонно принять жертву.
Взмах ножа — и из шеи козла ударила струя крови. Госий тут же подставил под рану ритуальный сосуд-сфагион. Жрецы навалились на жертву, чтобы во время судорог она не свалилась с алтаря.
Затем госии оттащили убитого козла к разделочному камню, а место у алтаря занял следующий паломник. Так они и шли друг за другом, пока один из козлов не фыркнул в испуге, когда профет махнул мокрой кистью.
Паломник как ни в чем не бывало потащил козла к алтарю, но госии его остановили и оттеснили в сторону. Из очереди тут же вышел следующий теопроп.
Неудачнику профет заявил, что Аполлон не хочет говорить с ним, поэтому нужно прийти завтра с новой жертвой. Иначе вместо того, чтобы изречь оракул, пифия взвоет, а этого лучше не слышать. И пусть он повнимательнее выбирает козла.
Передав племяннику поводок, Паниасид остался за оградой алтаря. Теперь за Геродотом присматривал Никандр, согласившийся выполнять роль проксена.
Наконец подошла очередь Геродота. После того, как козел галикарнасца прошел испытание водой, он был безжалостно зарезан и выпотрошен.
Уставшие от бойни госии в забрызганных кровью фартуках мрачно ворочали туши жертв возле разделочного камня. Отделив мясо от костей, они ловко разрубали филейную часть пополам: причитавшуюся храму половину швыряли на расстеленные шкуры, другую половину кромсали на куски.
Главное — оказать Аполлону почтение, а сочному мясу всегда найдется достойное применение. Бог не обидится — проверено. Профет помогал госиям укладывать вертела на жаровню.
Вскоре перед алтарем запылал костер из обильно политых маслом голов, костей и требухи. Двое госиев только успевали подкидывать в пламя дрова из священного белого тополя. Все это время остальные госии хором пели о страстях Аполлона.
Ели жаркое в благоговейном молчании, понимая, что в священной трапезе принимает участие сам Аполлон. Он, конечно, не мог брать еду руками, как теопропы, но точно вдыхал ее аромат. Ведь не зря дым от жертвенного костра поднимался в небо — Борей своим мощным дыханием гнал его на северо-восток, к Олимпу.
Наконец мясо было съедено — все до последнего кусочка. Профет совершил ритуальное возлияние, выплеснув на кострище смесь из вина, ладана, масла и меда. Швырнул в огонь связку пшеничных колосьев. Обряд завершился всеобщим исполнением гимна.
После этого профет жестом подозвал госия, державшего мешок. Каждый теопроп получил круглую керамическую тессеру с изображением алтаря. Когда очередь дошла до Геродота, он от волнения неловко наступил жрецу на ногу.
Потом так и шел за Никандром до самого храма с зажатым в кулаке пропуском. Периэгет нёс под мышкой свернутую в рулон циновку. Довольный жертвоприношением Аполлон явил свою волю, разогнав облака. В небе над храмом метались белобрюхие стрижи.
Подъем по лестнице показался галикарнасцу почти мгновенным. Он не замечал ни медных чудовищ, ни танцующих бронзовых кор, которые украшали пандус.
Аполлон внимательно смотрел на Геродота из рвущейся с фронтона квадриги. Богиня Ника, расправив крылья, летела навстречу входящим в святилище паломникам. Музы смущенно теребили края хитонов, а разъяренный лев вгрызался в шею оленя.
По галерее гулял ветер. У входа в храмовую прихожую-пронаос один из охранявших ее гоплитов попросил гостей предъявить тессеру. Никандр повел Геродота в темную прохладу храма.
На тусклом серебре огромной чаши Креза играли отблески тимиатериев. Словно огненные глаза стража ветров, крылатого змея Тритопатора, смотрели на Геродота три золотые звезды с бронзовой мачты — дар пристыженных богом эгинцев.
Каменные плиты дарили гостю изречения мудрецов. Геродот смешно поднимал колени, стараясь не наступать на письмена. А вот и знаменитые надписи Хилона на плитах облицовки.
"Тебе разрешено войти в наос", — шепнул галикарнасцу Никандр.