Закусили вялеными смоквами и миндалем. Паниасид перед обедом долго думал: заказывать пирожки с яблочным повидлом или нет. Все-таки пришлось сэкономить.
Пока выпивали, Кобон рассказывал о жизни в Коринфе.
После десерта слово снова взял Акерат.
— А вам известно, почему Крез после захвата Ионии и Эолиды отказался от рейда по Спорадам? — Акерат откинулся на спинку клисмоса. По глазам хорошо информированного профета было заметно, что он нетрезв. — Хотя откуда… Так вот, я расскажу. У нас по всей Элладе имеются доверенные люди, которые снабжают храм сведениями. Наш связник Биант из Приены сообщил о планах Креза построить сильный флот для военного похода. Руководство решило, что война на островах усилит морской разбой и подорвет торговлю с полисами Азии. Биант был крупным коневодом. Мы ему велели сказать Крезу, будто жители Родоса, Хиоса и Самоса собрали деньги для закупки большого табуна лошадей. "Зачем?" — спросил царь. "Хотят дать тебе сухопутный бой", — ответил Биант. "Отлично! — говорит Крез. — Мне тогда корабли не нужны, у меня хватит солдат на суше". Он на флот махнул рукой и стал укреплять Сарды. Потом вдруг отношения со Спорадами наладились, и Крез успокоился. Благодарные островитяне отправили в Дельфы посольство с богатыми дарами.
Акерат обратился к Геродоту:
— Тот самый алтарь, на котором ты утром принес жертву Аполлону, — это подарок хиосцев. А серебряную чашу в пронаосе изготовил Феодор с Самоса. Саммеоты прислали ее Крезу в знак примирения, но он решил, что храму она нужнее.
Профет нетрезво хохотнул:
— Все самое ценное в Элладе рано или поздно оказывается в Дельфах.
Ойкет подлил в кратер вина. Ловко орудуя черпаком, Паниасид снова наполнил канфары гостей.
Казалось, Акерата уже не остановить:
— С Крезом был еще случай… Он собрался пойти войной на персидского царя Кира, сына Камбиса. А для уверенности в победе решил испросить разные эллинские оракулы — в Додоне, Абах, Бранхиде… Даже в Ливию отправил посла. К нам тоже царский гонец приплыл. Только Крез от природы был человек мнительный, никому не доверял. И задумал такую проверку: пусть на сотый день каждый посол спросит оракула, что сейчас делает царь. А сам в этот день сварил суп из черепахи и ягненка в медном котле. Связник тут же выпустил трех почтарей с донесением. Один голубь долетел. Пифия изрекла послу Креза то, что требовалось. Все — царь Лидии теперь был наш с потрохами. Дельфы столько золота и серебра еще никогда не получали, так и не удивительно — Крез считался самым богатым царем в Азии. Только он плохо кончил, потому что неверно истолковал второй оракул, которым на этот раз пифия ясно предостерегла его от войны с персами. Хотя он и так был обречен — над ним висело проклятье за грех прапрадеда Гигеса…
Тут, наконец, Акерат почувствовал, что Кобон под столом бьет его коленкой по бедру.
Смущенно кашлянув, профет закончил:
— Ну, в общем, я просто хотел сказать, что многие тайны царей можно объяснить, если знаешь все обстоятельства дела…
— А секреты богов? — спросил Геродот.
Акерат посмотрел на Кобона.
Когда агораном еле заметно покачал головой, жрец снова повернулся к галикарнасцу:
— Давай так… Я уже пьян, много лишнего болтаю… Мне не хотелось бы выставлять себя среди друзей в неподобающем виде. Как говаривал один мудрый скиф: "Первую чашу пьют за здоровье, вторую — для удовольствия, третью — чтобы обрести наглость, а после четвертой наступает безумие"… Вы сколько времени пробудете в Дельфах?
Геродот замялся.
— Да мы особо никуда не торопимся, — ответил за племянника Паниасид.
Акерат хлопнул Геродота по плечу.
— Вот и приходи в храм как-нибудь перед закатом, я к этому времени обычно освобождаюсь. Обсудим твою ре-тру…
После обеда Паниасид сразу завалился спать, а Геродот долго ворочался на тюфяке, проговаривая в уме стихи прорицания. Он терялся в догадках.
Акерат пригласил Геродота в лесху книдян.
К вечеру зеваки из Дельф вернулись домой, а паломники разошлись, поэтому она пустовала. Лишние уши профету были ни к чему.
Облизанные закатным солнцем колонны сочились мутными тенями. Птицы в священной оливковой роще на разные голоса молились остывающему свету. С нижней террасы теменоса доносились недовольные голоса — стража выпроваживала запоздалых посетителей.
— Так вот, о секретах богов… — продолжил профет прерванный накануне разговор. — Обычному смертному намерения олимпийцев никак не могут быть известны. Но мы, дельфийские жрецы, так долго практикуем метафизическую связь с Аполлоном, что можем позволить себе говорить за него.