Несиот поднялся с места. Зачем-то начал рыться в своей нише. Мегакл все понял и закрыл его от взгляда судовладельца, повернувшись к тому лицом с кувшином в руке.
Энобий подсчитывал мелочь, полученную за день от посетителей. Кожаная мошна с драхмами многообещающе звякнула по каменной столешнице.
Несиот наклонился к самому уху банщика.
Весомо процедил:
— В парную пока не заходи. И присмотри за вещами.
Энобий молча кивнул.
Вернувшись в аподитерион, торговец рыбой потянулся:
— Ну что — погреемся?
— Успеем? — засомневался Ликид.
— А то! — не терпящим возражений тоном заявил Несиот. — Энобий сказал, что пар еще есть.
Захватив с собой веники, губки и масла, компания двинулась по коридору к бане. Навстречу гулякам шли раскрасневшиеся посетители. В войлочных шапках на голове они все казались на одно лицо.
В элеотесионе шла уборка.
Малолетний раб веником подметал пол, собирая в совок соскобленную грязь, остриженные волосы и ногти.
Другой мальчик складывал в мешок крупный мусор: пустые арибаллы из-под масла, куски губки, брошенные одноразовые стригили. Третий окатывал водой мраморные скамьи.
"Пшел!" — Ликид пинком выгнал сборщика мусора.
Остальные рабы выскочили сами — с пьяными гостями лучше не связываться. Убраться в элеотесионе можно и потом, когда они вернутся в раздевалку после парилки.
Обмазав себя маслом, судовладелец подошел к пифосу с древесной золой. Мегакл с Несиотом услужливо обсыпали его черным порошком, по-дружески хлопали по плечам, терли губкой спину до выступления пены.
Ликид довольно улыбался, внимание коллег его приятно удивило.
"Вот бы так на Ареопаге, — мечтательно думал он. — Согласие по всем вопросам и всеобщее внимание".
Грязь каждый счищал сам — эта процедура считалась интимной, поэтому помощь могла быть неверно истолкована. Проведя тупым металлическим лезвием по коже, Ликид вытер стригиль о край скамьи.
Так вообще-то делать не принято — для этого есть раковина с проточной водой. Но судовладелец плевать хотел. Богатый человек всегда находится в привилегированном положении. А для уборки помещения есть рабы.
Окатив себя морской водой, компания направилась в парилку. Белое марево делало комнату похожей на чашу вулкана. На полу валялись размокшие оливковые листья, стебли мелиссы и крапивы. Пахло как в осеннем саду после ливня.
Мегакл плеснул воды на горячие камни, от которых вверх метнулось облачко пара. Охнув, Ликид схватился за уши. Несиот начал хлестать себя по бокам эвкалиптовым веником — неистово, словно адепт Кибелы под деревом Аттиса.
В восторге судовладелец поднялся со скамьи. Подойдя к кратеру, опустил в него ладони. Потом плеснул воды на лицо и грудь. С наслаждением выдохнул.
"Если на свете есть блаженство, то оно здесь и сейчас", — подумал он.
В этот момент Мегакл подошел к нему со спины. От подсечки Ликид рухнул на колени. Несиот одной рукой взял его за подбородок, а другую положил на затылок.
Резко качнувшись в сторону, торговец рыбой ударил судовладельца виском о край скамьи. Тот кулем повалился на пол. От спутанных волос растекалось красное пятно. По телу Ликида прошла судорога, вскоре он затих.
Мегакл выглянул в элеотесион — никого. Эвпатриды выскользнули в коридор. Раздевалка тоже пустовала. Последние посетители, скорее всего, уже выпивали на свежем воздухе.
Тогда они быстро собрали вещи. Завернувшись с головой в гиматии, вышли наружу. Прошли мимо рассевшейся перед статуей Геракла компании. Бронзовый герой одобрительно взирал на отдых афинян.
До диктериона Филомелы было рукой подать.
Теперь главное — напиться в дымину и устроить дебош, чтобы шумных посетителей запомнили. Если их спросят, где они провели ночь, ответ будет правдивым — среди порнай.
"В бане были? Были. Ликида видели? Видели, но ушли раньше. Сколько он там был и чем занимался — не наше дело. Умер? Несчастный случай? Не может быть. Хотя… Он уже до нас лыка не вязал. Хороший был человек…"
До острова Аморгос доплыли за день. Лемб летел как на крыльях, подхваченный попутным Скироном. В трюме под рогожей были сложены амфоры с наксосским вином.
Пятеро гоплитов, скинув тораксы, лениво развалились на кормовой палубе. После резни на Наксосе для них каждый мирный день казался подарком судьбы.
Пассажиры устроились на носу. Паниасид и Геродот прятались в тени привязанного к форштевню пифоса с питьевой водой. Агесия накрылась шкурой барана. Спала или просто делала вид — было непонятно, но галикар-насцы ее не трогали.