Лириан ал Ланита, Лир…
Отправляю спать герцога и в ужасе смотрю на Агнес.
— Фактически это аннексия. Тихая, мирная.
— Мирные драконы… хуже некуда, — шутит, но я вижу, что баронесса в таком же потрясенном изумлении как и я.
Драконы нанесли удар, после которого трудно будет оправиться. «Еще не нанесли», — поправляю себя.
— Ты слышала, так и есть, — говорю.
— Нельзя этого допустить, — озвучивает баронесса мои мысли, — Убить его?
Слегка спутать карты тварям? Но все козыри у них на руках. У нас только герцог.
— Он нравится тебе.
Даже не спрашиваю, утверждаю.
— Какая разница, он всего лишь человек.
— Демон и человек… — размышляю вслух, — А демон и дракон?
Вместо ожидаемого отвращения, на лице ее легкое недоумение.
— Все одинаково невозможно, — отмахивается баронесса.
Она права. Невозможно.
— Нельзя допустить, чтобы эта сделка состоялась. Но его смерть ничего не решит, драконы назначат опекунов для наследника. Своих. Герцог должен жить, но не должен подписать договор, — размышляю вслух.
— Если он будет не в состоянии подписать, объявлен недееспособным, Опекунский Совет возглавит барон. А я смогу оградить его от давления. Дашь гвардейцев?
— Слишком много драконов.
— Когда совет узнает правду, драконов станет меньше. Им придется убраться, с удовольствием помогу в этом.
— И союз с нами?
— Почему нет? Мы были союзниками.
Молчим. Наши мысли текут в одном направлении. И что предстоит совершить понятно, ничего другого просто не остается.
— Доведешь его до предела.
Она соглашается, кивает мне и вопросительно, с ноткой скорби, едва различимой:
— Это обратимо?
Не знаю, не пробовала — не тот ответ, что должен прозвучать.
— Сделай все как в последний раз, — предлагаю.
Порой смерть лучший выбор. Но эта роскошь не для герцога Палеодо.
Отступаю в сторону и смотрю, как баронесса будит его поцелуем. Притянутые друг к другу они избавляются от одежды. Переплетаются дуэтом движений и звуков: покрытые испариной тела естественны и откровенность их ласк не шокирует. Я словно раздваиваюсь, одновременно участвуя в ритуале и наблюдая его.
Баронесса светится изнутри, своим демоническим огнем и герцог купается в отблесках ее силы. Ведет партию она: язычком скользит по напрягшемуся животу, глаза прикрыты и комната насыщается острым запахом. Пота и желания. Время растягивается.
Я никогда не имела склонности к рифмоплетству, тут же сами собой стали соединяться слова:
Баронесса как в трансе, скатывается по дрожащему телу, частями, каплями ртути собираясь в его ногах…
Она лелеет герцога, нежно. Это поклонение мужскому началу и одновременно господство.
На особенно пронзительный стон герцога баронесса реагирует своим, недовольным, и выпускает из плена вздыбленную, выласканную до синевы плоть.
Невольно сглатываю. Нагота для меня не секрет, но такую я наблюдаю впервые и эта непристойная мокрая красота не отпускает.
Когда баронесса приподнимается и покрывает собой, садиться легко и естественно, довольной улыбкой утверждая: здесь мое место, плененный герцог тянется, пытаясь поймать что-то губами и удержать руками, из которых она раз за разом вырывается.
На губах зудит:
А потом усмиренная, вдруг, на одной ноте стонет. И этой очевидной слабости герцогу достаточно, чтобы скинуть, перевернуть, подмять под себя. И ритмично двигаясь, утвердить власть, обозначить победу, застыть, ненадолго, с коротким, хриплым выдохом, и беззвучно опасть меж широко раздвинутых ног.
Он любит ее, просто, по-человечески, без затей.
Хотела знать, как это, когда демон и человек? Узнала.
Рождается последняя, завершающая строка:
Поднимаю голову герцога, рывком за волосы, пользуясь его блаженной беспомощностью, жестко взламываю. Пленяю сознание и закольцовываю. Личная нирвана Палеодо запирается лентой Мебиуса. Отныне он будет есть, спать, ходить, но ни единая мысль не прорвется изнутри. И ничто не потревожит снаружи.
Голая, сырая, как вылупленный мотылек, баронесса подбирает одежду.
— Дождемся утра или уйти лучше сейчас?
— Сейчас, — отвечает она.
У порога оборачивается. Не удивлюсь, если вернется. Для поцелуя в лоб, к примеру, это было бы логично, но она всего лишь довольно улыбается:
— Все равно что убить?
— Это обратимо, — замечаю.
Экипаж. Сонный лакей. Кучер. Где-то там баронессу ждет барон. Завтра у всех дел будет предостаточно. Мы молча прощаемся.
В поместье благословенная тишина.
Засыпаю с мыслью, что ковыряться в чужих мозгах становиться уже привычкой, дурной к тому же.