Лир смотрел, я его глазами, как тот, не торопясь, словно раздумывая, удаляется в выходу. Мне очень хотелось, чтобы вышел он молча.
Напрасно.
— Династический брак: спокойная жизнь, домик в деревне… Вы сами то в это верите? — не насмехаясь, скорее с нотой горечи, — Лириан! Завтра изволь явиться во дворец, не заставляй меня оставлять здесь охрану!
С этими словами Император вышел. Вот только горечь осталась.
— Он умудряется всегда все испортить, одним своим появлением.
Испортить.
Посеять сомнения.
— Только он так может…
Оставить после себя вопрос, который больше нельзя игнорировать: Есть ли место для нас в этом мире?
— Не сметь так думать! — рыкает Лириан.
Именно в это мгновение в его голове, нет не оформившейся мыслью, скорее намерением зарождается яростная огненная решимость. Не надо, Лир, не надо так! Я же все чувствую, вместе с тобой. Просто поцелуй, пока это МЫ еще есть!
«Не отдам!», — обожгли его уста.
«Не отдавай!», — вторили мои.
И вся глупость мира сгрела в этом поцелуе: императоры, хранители и Хаос до кучи.
«Отец Дракон освятил наш союз!», — вот что было в этом поцелуе. И… много что еще.
Или нам так хотелось в это верить!..
К утру я уяснила простую истину, что только когда утолен первый голод, можно не спеша насладиться изыском блюд десертных. В чувственном неспешном танце дыхания, языка, губ и рук есть своя прелесть.
А еще я поняла, что советуя баронессе: «Как в последний раз», мало представляла, что это такое на самом деле. Сами того не понимая мы давали нежности друг другу с запасом, чтобы хватило хоть как-то переждать возможную разлуку.
Что это наш последний танец, нет, говорить вслух, даже думать мы не желали, но (это пресловутое но!) мы знали. Рассвет распускался алым неумолимо и неизбежно.
Я не хотела причинять ему боль. Но более того не хотела, чтобы большую боль причинил себе он сам, ощущая любую меру своей беспомощности. Я вытаскивала из себя слова, они ложились тяжестью на сердца, но они должны были быть сказаны.
— Император ждет тебя. Ты должен идти.
Я тоже. Чтобы дать шанс этому «МЫ», многое предстоит сделать. Нельзя спрятаться в «домик». И бежать некуда.
— Надо идти, — я глажу его руку, не удержаться, потом целую, когда тяжелая ладонь накрывает мое лицо, что-то говорить дальше становится невозможно.
Хаос! А ведь мы толком и не разговаривали…
— Я должна идти, не пойми превратно, я вовсе этого не желаю…
«Я делаю тебя слабым и слабею сама. Сейчас мы должены быть сильными».
Не рви мою душу своим недовольством.
И вновь поднимается, возгорается эта его ярость решимости. Прильнув, я пытаюсь приглушить этот огонь.
— Лир, — осторожно начинаю говорить, — Я годами расставляла фигуры, чтобы ферзь мог находить себя в безопасности. Годы…
— Это возмутительно долго!
— Тебе придется справиться с этим… многим другим. Мне тоже.
— Твой Хаос благословил нас, — возражает Лир, так словно спорить не о чем все решено, а слова мои пустой звук.
— Благословил. Наш союз. Моя жизнь принадлежит тебе, — говорю очень осторожно, бережно.
«Я держу в руках твое сердце и боюсь случайно обронить, если рука дрогнет, но и сжать сильнее, крепче боюсь.»
Он понял, услышал. Глазами Хаоса, непроницаемыми как потерявшая звезды ночь он смотрит на меня.
— Я не отступлю, — говорит, наконец, Лириан.
— Я тоже.
— Если хочешь уйти, уходи сейчас, — он усмехается недоброй улыбкой, предназначенной вовсе не мне. Ощущение скованности его руками не исчезает и тогда когда он разжимает ладони, — Нет стой!
Он какое-то время молчит, оформляя задуманное в слова. Я страшусь этих слов, этого вопроса, на который у меня нет ответа.
— Скажи, сейчас только одно: ты будешь моей Императрицей?
Его взгляд пронзает насквозь и рвет, рвет.
— Я буду… твоей…
Портал дается с трудом, Хаос меня забери! Когда за закрытыми веками приглушаются краски, темнота притягивает к себе и оставляет на ступеньках столь памятного мне дома.
Храм Хаоса.
Я вхожу внутрь, зажигаю светильник. Нахожу одну не зажженную свечу.
И ставлю в ряд с оплывшими огарками, возжигаю.
Глава 21
К вечеру возвращаюсь в поместье, завтракаю, плаваю в бассейне и переодеваюсь у Марека.
Отправляюсь навестить бывшего Канцлера.
— Луна исходит, — говорю, — И мое терпение не безгранично. Ты был в закрытом мире?