— Ники, — очнись!
Вот ведь, как не вовремя память вернулась! Или ты, Асакура, не вовремя заявился?
Эй, Хаос, ты перестарался, мне крыть нечем!
— Ты в порядке? — говорит сногсшибательный милорд и крутит в своих пальчиках тонкостенную чайную чашечку.
— Я вспомнила все что было в твоем музее. Могу я после этого быть в порядке? — постаралась огрызнуться вежливо.
— Вполне. Меня волнует другое: к чему было снимать защиту с бункера, сама это сделать ты не могла. Думаешь, ухватила Хаоса и держишь его за яйца?
Вот здесь, именно в этот момент вспомнилась еще одна шутка. Августа. Про яйца. Я принялась смеяться, с долей истерики, но все же — смеяться! Поэтому ни о чем думать не могла. Мой внутренний диктор, поперхнувшись, заткнулся всерьез и надолго.
— Допустим, могла попросить. Я бы не отказал. Не захотела?
— Ха-ха-ха!
Меня сотрясали приступы смеха, не оргазма! И этому я тоже очень радовалась!
А потом в моей голове, совершенно случайно, обнаружилась мысль и я ее поспешила озвучить:
— Асакура, если я сейчас, здесь, или не сейчас, когда-нибудь, попробую, без ограничителя, с тобой?..
«Хорошо бы. Это должен быть твой выбор. На него больше не взглянешь. Даже не вспомнишь».
Он понял, то, что до конца сама еще не додумала.
— Почему я?
— Ты всегда задаешь этот вопрос. Вспоминай.
— Ответить нормально для тебя — невозможно?
— Первый закон Хаоса, — напоминает мне Асакура с ленцой, — Свобода выбора.
— С чего ты взял, что я выберу тебя?
Он пожимает манерно плечами:
— Я весь такой — сияющее создание, сногсшибательный милорд.
— Приглуши свое сияние, в темноте легче думается.
— Мое сияние — здесь.
С этими словами он дотрагивается до моей головы:
— Здесь не иначе, как: «Мой Асакура!».
Он накрывает ладонью грудь, там, где обычно находится сердце:
— Здесь мое сияние и всегда: «Мой Асакура!».
— Мой Асакура, — пробую вслух и на вкус.
— «Асакура» и «мой» в твоем сознании — абсолютные синонимы. Меня это радует. И еще. Ники-Августа, сделаю тебе комплимент: с тобой просто забываю, и про свое бессмертие, и прочие неприятные вещи.
— Я тоже сделаю тебе комплимент. Мне понравилось мстить тебе, более того, считаю, что недостаточно тебе отомстила.
И не во все твои тайны сунула нос!
— А я и не против. Все в твоих руках. В любое время. Всегда.
А потом его рука, словно раздумывая, сползает ниже:
— И здесь не иначе как: «Мой Асакура!».
Стон я сдержала, но и только. Отодвинуться не смогла.
— Скажи, Ники, что сейчас на твоем языке? Готово сорваться?
Прикусываю язык. Потому что именно это и рвется: «Мой Асакура!»
Позорнее некуда. Проиграла подчистую.
Много позже меня догоняет мысль, что ушел он телепортом, с места. А сделать это здесь, в принципе невозможно!
Вечер встречаю на смотровой площадке. Поразительно, какими разными бывают закаты. Потом возвращаюсь в свой карцер, ужинаю плотно. Спать на узком диванчике непривычно и неудобно. Кручусь долго, ни о чем постороннем, кроме как об убожестве своего нынешнего ложа, даже не думаю. Звукоизоляция в моем персональном номере люкс у меня хорошая, но то ли интуитивно, то ли ментально: слышу топот сапог, крики, ругань, звон чего-то бьющегося. Распахиваю дверь и практически сбиваю с ног Иржи.
— Что происходит?
— Народ окружил башню, кричат: «Свободу принцессе!»
— Гвардейцы справляются?
— Только наблюдают. Маги накинули купол, непосредственной опасности нет. Но ты бы лучше показалась, Ники, им на глаза.
— Зачем? Справитесь без меня.
И тут я вижу, впервые, наверное, как мой начальник СБ теряет всю свою невозмутимость.
— Справимся! А ты выйди и убери своего дракона! Иначе, ни за что не ручаюсь!
— Лириан здесь?
— Который час кружит над башней.
Представляю, какое искушение для гвардейцев он собой являет.
— Пусть маги снимут купол.
— Незачем, ты…
— Дас, — зову ласково, — Ступеньки на лестнице совсем грязные, заметил?
Пока тот оглядывается в недоумении, ору:
— Давно пол не мыл? Снимайте купол, Мое Высочество летать желает!
Взлетала я тяжело. На узком балконе для разбега места было чуть, поэтому получилось коряво. Лир белой птицей парил. На фоне погребенного небом солнца он словно светился своей белизной, подумав, и я сменила окрас. Явив из себя еще одного белого дракона.
— Смотрите, смотрите, дракон… еще один, — кричали внизу.