Валентайн стиснул зубы и, вцепившись ногтями в колени, едва сдержался, чтобы не вмешаться.
— Он оставил выигрышную оборонительную позицию, — продолжал Уилтон. — И предпринял отступление большой колонной, ночью, через территорию врага, не зная наверняка его численности и дислокации. Я думаю, просто счастье, что кто-то при этом вообще уцелел. Разумеется, полковнику решать, есть ли в отступлении с Литл-Тимбер состав преступления.
Полковник Чалмерс повернулась в сторону Валентайна и МакКендрика.
— Капитан, вы готовы к заключительному слову или нам стоит прерваться, чтобы дать вам возможность еще раз перечитать записи?
МакКендрик встал:
— Полковник, полагаю, что нет оснований для военного суда. По сути дела, и нынешние слушания не к чему было созывать. Обвинения лейтенанта Валентайна в нарушении приказа не имеют смысла, поскольку с того момента, как он принял командование у раненого капитана Бека, поблизости не было ни одного старшего по званию. Единственный человек, приказа которого он мог ослушаться, был он сам. Лейтенант Валентайн имеет официальные офицерские полномочия Волка, его ранг позволяет ему нести ответственность за судьбу подчиненных. Как командир он принял решение оставить позицию, точно так же, как ранее капитан Бек отдал приказ удерживать ее. На поле боя Волки обычно выходят за рамки жесткой субординации, ему не к кому было обратиться, и он действовал исходя из собственных представлений. На мой взгляд, он принял правильное решение, но в любом случае цель нынешних слушаний представляется спорной. Даже несколько Волков являются для нас более ценными, чем целое войско осаждающих гору грогов — для куриан. Причем гроги постоянно получали подкрепление, о чем свидетельствует нараставший в течение дня артиллерийский огонь. Что касается утверждения, будто последнее распоряжение капитана Бека следовало непременно выполнить, то я согласен: по обыкновению, приказы покидающего поле боя раненого командира не обсуждаются. Но сейчас речь идет о трибунале и о том, что офицеру грозит приговор, вплоть до расстрела. Поэтому нам следует особенно тщательно подойти к применению закона и не ссылаться при этом на традиции. И раз уж лейтенант Валентайн принял командование, то все его действия, не нарушающие Устав, инструкции или чрезвычайные параграфы, по определению являются законными. Есть прецеденты, когда гвардейские полковники давали команду к отступлению вопреки первоначальным приказам вышестоящих командиров. И во всех случаях мы считались с мнением полевых офицеров. Предлагаю прекратить настоящее разбирательство. Тот факт, что это дело за шло так далеко, больше говорит о личности офицера, выдвинувшего обвинение, чем…
— Полковник Чалмерс! Это… — запротестовал Уилтон.
Чалмерс остановила его:
— Капитан, мы здесь обсуждаем лейтенанта Валентайна, а не капитана Бека. Кажется, я уже во второй раз предупреждаю вас об этом. Эту реплику следует исключить из протокола, — обратилась она к печатающему на машинке младшему офицеру. — Еще одно подобное заявление, и мне придется вынести вам замечание под протокол, капитан МакКендрик. Продолжайте, пожалуйста.
Валентайн предпочел бы снова оказаться в бою на Литл-Тимбер, нежели находиться под этим судебным перекрестным обстрелом. Он вжался в сиденье стула, чувствуя на языке горький привкус.
— Благодарю, полковник, — продолжил его защитник. — Я только попрошу суд принять во внимание особенности военной службы. Если наши офицеры, принимая решения во время боя, будут постоянно находиться под угрозой трибунала, мы получим весьма робкие подразделения Волков. Лейтенант Валентайн был на Литл-Тимбер, а мы — нет. Более того, он командовал боевыми действиями. И наказывать его за это с нашей стороны было бы крайне неосмотрительно.
МакКендрик сел, придвинув деревянный стул, который при этом демонстративно скрипнул.
Полковник Чалмерс взглянула на стопку бумаг перед собой:
— Лейтенант Валентайн, вам есть что сказать, прежде чем я вынесу свое решение?
МакКендрик поднял бровь и едва заметно отрицательно качнул головой.
Валентайн встал и, обращаясь к полковнику, сказал:
— Нет, сэр, благодарю вас.
— Тогда будьте добры перейти в комнату для ожидания, пока мы с капитанами обсудим ваше дело.
— Да, сэр, — произнес Валентайн, покидая помещение. В задней комнате его встретил радушный прием.
Бейкер, Волк, участвовавший в атаке на Ригъярд, растянувшись на диване, листал пожелтевшую книгу.
— Вот это да! Лейтенант, как дела?
Знакомое лицо было как дуновение прохладного ветерка в адском пекле.
— Бейкер! — воскликнул Валентайн, стараясь сохранить маску невозмутимости, которую он надел на себя. — Что ты здесь делаешь? Фокстрот, должно быть, сейчас на лагерных сборах, проходит переформирование.
— Я вышел из Фокстрота, сэр. Перешел в штаб тыла.
— Ты — в тыловики?
— Да. Знаю, «пехота — становой хребет армии» и все такое. Но солдатам еще нужны мясо и сапоги, а они не делаются из старых автомобильных покрышек.
— Ну что ж, удачи. Волки будут по тебе скучать.
Бейкер повел своими могучими плечами, как черепаха, залезающая в панцирь.
— Я рад был служить под вашим началом. Господи, да если б не вы и та Кошка, мы бы все полегли. И что в итоге? Трибунал?
— Не трибунал. Пока только слушания. Есть разница.
Эти слова дались ему легко — Валентайн за последнюю неделю сотни раз в день повторял себе: «Слушания не могут приговорить меня к расстрелу».
Бейкер порылся в рюкзаке.
— Где же это? А, вот, мистер Валентайн. У меня тут есть кое-что для поднятия духа. — Он вытащил объемистую закупоренную фляжку. — Это не какое-нибудь дешевое пойло. Настоящее кентукское виски. «Бербер» или вроде того. Весь взвод скинулся и купил его у бродячего торговца. Билл Миранда, из второго отделения, вырос в Кентукки. Он попробовал и подтвердил, что виски настоящее. Мы тоже пару раз приложились, по правде говоря. Но фляга-то большая, и мы решили, вы не станете возражать. Глотнете?
— Рад бы, но мне еще возвращаться в зал суда, или как там они его называют. Не самый подходящий случай напиться.
Они поболтали о всяких пустяках: вспоминали взвод, бригаду, поговорили о безусых пареньках, готовящихся в Волки, и о том, что бойцам не хватает нормальных одеял.
— Эта последняя партия, — жаловался Бейкер, — вся раскисла, как только намокла. И как только додумались, черт побери, делать одеяла из опилок, хотел бы я знать! В них, похоже, вообще нет настоящей материи. Что, вся шерсть уходит на эту невообразимую гвардейскую форму?
Младший офицер, печатающий протокол, заглянул в комнату.
— Вас ждут, лейтенант.
— Удачи, сэр, — сказал Бейкер, сразу же ставший серьезным.
Возвращаясь следом за секретарем в зал суда, Валентайн едва удержался, чтобы не спросить, какой вынесен вердикт. Он сам скоро узнает, и не хватало еще ронять достоинство Волка перед этим сопляком.
Он стоял в центре составленных буквой «П» столов, под бесстрастными взглядами офицеров суда.
— Лейтенант Валентайн, — начала полковник Чалмерс. — По всем параметрам вы прекрасный молодой офицер. Я пробовала, так сказать, закулисно разузнать, нельзя ли в данном случае обойтись простым выговором. Основной момент разбираемого дела содержится в вашем же рапорте, который вы подтвердили под присягой. Он заключается в том, что капитан Бек приказал вам как командиру бригады Фокстрот защищать возвышенность Литл-Тимбер. И поскольку вы расслышали и поняли это распоряжение, то я решила, что в компетенции трибунала установить, нарушили ли вы приказ.
У Валентайна упало сердце. Будет он осужден или оправдан, сам факт трибунала поставит крест на его военной карьере. Ни один командир не захочет иметь у себя в подчинении офицера, чья способность исполнять приказы была предметом рассмотрения трибунала.