Бетонное здание, окруженное колючей проволокой и с запертыми воротами, возвышалось над городскими развалинами и протекающей чуть ниже рекой. На платформе, груженной мешками с песком, стояли и курили какие-то люди с автоматами. Черно-белое знамя развевалось на укрепленном на здании флагштоке.
— Они здесь устраивают опорный пункт, — сказал Валентайн, когда их поезд проехал мимо, следуя на запад. — Припасы, живая сила, оружие, самолет. Но вот для чего? О восстании в здешнем Гулаге ничего не было слышно.
Дювалье оглядела простиравшиеся к северу зеленые холмы. Она была страшно расстроена.
— Такие известия, если б они и были, держались бы в секрете. И это даже не курианский центр, это сторожевая застава того, кто где-то там, в Мак-Куке, прямо на границе.
— На границе? На границе с чем?
— С Дюнами. Они, видно, собираются напасть на Дюны.
Она вздохнула. Совсем как однажды в Канзасе, когда они увидели полицейский грузовик, ехавший по дороге, в кузове которого были скованные цепью люди — корм для Жнецов.
Валентайн проследил за ее взглядом не то чтобы с недоверием, но он хотел услышать немного больше.
— Кто или что такое Дюны? — спросил он наконец.
Дювалье нравилось заставлять его задавать вопросы. Возможно, в отместку за то, что он порой поправлял ее английский.
— Скорее где, Валентайн. Дюны вон там, — ответила она, показывая пальцем. — Они тянутся отсюда до самой Дакоты. Куриане никогда по-настоящему не контролировали эту территорию. А всякий раз, когда пытались это сделать, были вынуждены убираться, поджав хвост. Это очень большой район, примерно вполовину Свободной Территории Озарк. Я думаю, Жнецы — не осмеливаются даже сунуться туда.
— И в чем причина?
— В кочевниках. Бродягах. Их можно описать как большие кочевые фермы, передвигающиеся со своими лошадьми и скотом. Все, что им нужно для жизни, упаковано в фургоны. Они перемещаются от зимнего пастбища к летнему, а потом обратно, но всегда идут на новое место. Весь смысл жизни для них — их скот. Стада предоставляют им пропитание, и в обмен на них же кочевники покупают то, что не могут изготовить сами.
— Покупают у кого?
— Без сомнения, есть несколько контор, торгующих с квислингами. Да, кстати, их здесь называют «джеками».[5] Я спросила у шестерых людей, откуда это название, и получила шесть разных ответов. По одной версии, это сокращение от «шакала»,[6] но я не очень-то знаю, кто это.
— По-моему, это такая дикая африканская собака, питающаяся падалью, — объяснил Валентайн.
Она не обратила внимания на его зоологические познания.
— Другие говорят, что когда-то ими руководил человек по имени Джек. Третьи утверждают, что они, если в них начнут стрелять, разбегаются как зайцы. Остальные версии я забыла. Не важно. Главное, что для местных они «джеки».
— А ты знаешь этих людей в Дюнах?
— Да. Они хорошие, просто отличные. Я дружу с одним из самых больших их кланов — группой семей под знаком Орла. Видишь ли, кланы различаются по тем тавро, которые они ставят на свой скот. Эмблема моих друзей немного похожа на ту, что была у прежних Военно-Воздушных Сил. Или на буревестника — знак американских индейцев. Подозреваю, что они когда-то были связаны с людьми из Воздушного стратегического контроля, которые помогали в самые тяжелые годы бороться против куриан.
Валентайн предположил, что она имеет в виду Военно-Воздушные Силы Стратегического Назначения.
— Они не очень жалуют чужаков, но мы познакомились, когда они перегоняли скот в Денвер. Я стала для двоих погонщиков кем-то вроде верхового разведчика. Хорошие были времена. Я тогда многое узнала о землях отсюда и до самых Скалистых гор. Район между двумя рукавами Платта — настоящий проходной двор. Тут тебе и пара курианских фермерских по селений, и банды их прихвостней — «Джеков», и несколько небольших деревень, которые держатся особняком ото всех.
— Так ты бывала в Денвере?
— Нет, посредники встретили нас за городом. Я хотела попасть в Денвер, осмотреть его. Мне, конечно, сказали, что он разорен, как и вся округа. Разрушения огромны, но все же это Свободная Территория, а там всегда хорошо.
Валентайн смотрел, как у них за спиной исчезает станция Гарвард.
— Так ты думаешь, что они собираются покончить с кочевниками?
Она кивнула:
— Похоже на то. Помнишь, та Ткач жизни, Ура, упомянула о двух маленьких свободных поселениях, сожженных этими мерзавцами? Может, они тренируются перед тем, как атаковать более крупную цель — нашу зону или Денвер?
— Если пропитание Денвера зависит от этих людей, кочевников, — рассуждал Валентайн, — то, возможно, это первый шаг в кампании против них. И тогда понятно, почему они напали на Форт-Роулинг. Это была проба сил.
— У нас есть шанс увидеть, как они действуют, — сказала Дювалье. — Их организацию, разведку, подготовку к атаке. Выяснить все об этих вооруженных Жнецах. Есть ли у них артиллерия? Похоже на то, что у «Ломаного креста* своя авиация, пусть даже это всего один самолет. Командованию Южного округа необходимо знать, что за угроза надвигается.
Валентайн предчувствовал еще одну, куда более важную битву. В нем подспудно боролись чувство долга и жалость, собственная совесть и требования Устава. Но сейчас он недолго терзался сомнениями. Слишком много жизней было поставлено на карту.
Ветер растрепал его волосы. Он стянул их в хвост, и в этот самый момент принял решение. У него как будто груз упал с души. Он выпрямился:
— Али, именно так нам и следует поступить. Но прежде всего мы должны предупредить этих людей.
Они спрыгнули с поезда, когда он замедлил ход, взбираясь на холм к востоку от Огаллалы. Вместо того чтобы тут же нырнуть в кусты, они помахали на прощание железнодорожникам из тормозного вагона. Те, улыбаясь, помахали в ответ.
— Это всегда так забавно, — сказал Валентайн, вытаскивая колючки из волос и подхватывая рюкзак. — Ты как, в порядке?
— Это не привело тебя в чувство? — спросила она, переодеваясь в грязную походную одежду.
По крайней мере, она снова с ним разговаривала. У них вышла ссора, и она перестала с ним разговаривать, когда он спросил, может ли она спокойно смотреть на смерть ее друзей, поставляющих скот в Денвер.
— Нет, Али, я не говорил, что ты тоже должна идти. Я этого не предлагал. Одна пара глаз видит столько же, сколько и две. Ты можешь следить за «Ломаным крестом», а я попробую дать знать людям в Дюнах.
— Нет, ты не это предложил. Ты сказал: «Мы должны предупредить этих людей». «Мы» — это множественное число, мистер профессор.
— Ладно, я надеялся, что ты захочешь пойти со мной. В конце концов, это ты с ними знакома.
— Это безответственно. То, что мы здесь делаем, дьявол, — вот что действительно важно. Ведь Южный округ пребывает в уверенности, что «Ломаный крест» — просто еще одна шайка Квислингов. Я взяла тебя с собой, потому что, читая твои рапорты, решила — ты не меньше моего беспокоишься обо всем этом. А теперь ты хочешь отправиться в Дюны, где мы будем иметь де ло не более чем с последствиями их атаки, вместо того чтобы заранее ее просчитать, узнать их численность, стратегию.
По ее лицу текли слезы.
— Я люблю этих людей, Вал. Они хорошие, но не единственные такие. В тех вагонах — целые семьи, Валентайн. Очень скоро они умрут. И мы с этим ничего не можем поделать. Это убивает меня. А ты хочешь теперь пожертвовать и нашими с тобой жизнями. Мы служим Южному округу. Разве мы не должны в первую очередь предупредить командование? Ты что, не давал присягу, когда становился офицером, или Волком, или кем там еще, когда вступал в Сопротивление?
— Если я успею их предупредить, они, может, сумеют спрятать детей. Мы… ладно — я… я просто обязан сообщить им об угрозе. — Он покрепче ухватил рюкзак. — Я иду туда. Даже если ты захочешь остановить меня.
Они уставились друг другу в глаза.
Дювалье отвела взгляд и посмотрела на грязь под ногами, ковырнула землю кончиком посоха. Затем перехватила его покрепче посредине, и на секунду Валентайну показалось, что она готова его ударить. Она больше не плакала. Казалось, даже почувствовала облегчение.
— Ладно, Дэвид. Мы предупредим их. Но и только.