— Он тут.
— Киос Ноал, Ваша дочь в порядке. Она… неудачно упала. На какой-то момент потеряла сознание. Вероятно, из-за переутомления после недавнего инцидента на экзамене.
— Инцидента?..
Персиваль поднял брови, пытаясь спросить у нее, может ли рассказать, Лина просто кивнула.
— Неделю назад первый курс сдавал экзамен по боевке, в ходе которого киосса Миллинарса получила травму. Но все позади. Наши лекари поставили ее на ноги.
— Лина… — голос матери не обещал ничего хорошего. — Почему ты не сообщила об этом?
— Я не думала, что это так важно.
— Ты наша дочь! Все, что связано с тобой, напрямую касается нас!
— В этом вопросе я солидарен с мамой. Ты должна была оповестить нас.
Киос. Киосса. Ведь теперь эти титулы не звучали бессмысленно.
Она вспомнила.
Себя, свое имя, причину пребывания в Академии. Но не сам процесс обучения. Будто все, что случилось на острове, по-прежнему оставалось покрыто непроглядной пеленой.
И Персиваль… она помнила его по дворцовой жизни. По их танцам. Мимолетным разговорам. Улыбкам. И воспоминаниям.
Она вспомнила о чувствах, что испытывала к этому демону. И что испытывает до сих пор.
И никак не понимала, почему мужчина, которого она любит, оказался в столь откровенном виде в ее спальне, ворвавшись и сметая все на своем пути (хотя дверь как раз жалко не было).
Его речь… он называл ее киоссой. Знал, что под Мороком кроется принцесса.
Знал… и хотел бороться с Коулом за нее?
Стоп.
Персиваль Айнелиас увидел в Лине Дестеэль Миллинарсу Эллонскую?! И посреди ночи прибежал к ней, отчитываясь перед родителями о ее самочувствии?!
— Пап, мам, все в порядке, как и сказал лорд Персиваль. Я очень устала. Мы можем поговорить обо всем завтра? Обещаю открыть канал связи… — она помедлила. — То есть сперва восстановить его. Спасибо, что стерла мои настройки, мам.
— Я беспокоилась о тебе, заноза!
Миллинарса едва заметно улыбнулась.
— Я тоже вас люблю. Все, вы удостоверились, что я жива-здорова, даже потревожили из-за минутной слабости моего преподавателя.
— Геун Персиваль, благодарю за оказанную услугу, — тут же отозвался Ноал, но что Персиваль лишь отмахнулся.
— Не стоит благодарности. Я рад, что с принцессой все в порядке.
— Жду от тебя весточку завтра с утра! — это мама, пока не прервала связь, умудрилась вставить наставление, прежде чем Лина отложила Кристалл на покрывало.
Наступила тишина.
Они сидели в темноте. Вдвоем в ее спальне. На кровати.
И смотрели друг на друга.
— Персиваль…
— Я не уйду. Не сейчас. Пока не удостоверюсь, что приступ не повторится, я не пересеку порог этой комнаты.
Он думал, что она хочет прогнать его?
Благоразумнее было поступить именно так, но… Миллинарса не могла указать на выход. Не хотела этого.
— Я не прошу этого.
— Ты испугала меня. Как только увидел тебя, лежащей на полу… я не знал, что мне делать.
Лина заправила светлую прядь за ухо, отводя взгляд.
— Спасибо.
И вновь повисла неловкая пауза.
— Давно ты понял?..
Он не стал переспрашивать и уточнять, о чем она.
— Мне казалось, что мы встречались раньше. Еще тогда, когда ты ринулась защищать Кирина перед Смерчем. И после… каждая наша встреча рождала во мне сомнения. Твои глаза казались знакомыми. Они так похожи на глаза киоссы Араи, что иногда мне мерещилось, будто она сама творит чудеса на Сулеиме. Однако я понимал, что ты — не она. Но уверился окончательно лишь после того, как ты создала зелье.
— Зелье?..
— Я не принял его. Обещал ведь выпить перед твоими глазами, — он усмехнулся. — Правда тогда надеялся выставить это показательным наказанием. Теперь же… спасибо тебе, Лина. Ты подарила мне шанс вернуть прежнюю жизнь. — Он ненароком дотронулся до золотого браслета, опоясывающего запястье.
Верно, рабская метка…
Прежняя жизнь… Зелье… Наказание…
Воспоминания возвращались вспышками. Мимолетными, маленькими фрагментами, которые едва успевали усвоиться воспаленным мозгом. Однако что- то Лина смогла выделить.
Их разговор. И… поцелуй.
Поддавшись инстинктам, Миллинарса подалась вперед, вновь желая слиться с этим мужчиной в поцелуе.
Слишком много потрясений на нее свалилось. Слишком много лжи было за последний год. И слишком много запретов. В которых он — главное табу.
Персиваль ответил, не медля ни секунды.
Поцеловал, притягивая ее к себе еще ближе. Словно сам хотел за этой лаской скрыться от всего, что они пережили. И чего сознательно лишали себя.