Одна из последних - уже в одиннадцатом году, когда Александр вышел из тюрьмы, получил в Юрьеве диплом и находился в отчаянном положении, без квартиры и без работы.
Результатом ссоры был даже некий документ, «соглашение» между племянником и дядей, предложенное и написанное Христофором:
«Принимая во внимание всю разницу наших взглядов ва многие вопросы морали и жизни, разницу неустранимую, мы, нижеподписавшиеся, дали друг другу подписку в обязательство того, что если когда-нибудь наши дороги в каком-нибудь деле скрестятся, то мы должны уступить эту дорогу один другому, смотря по тому, кто имеет на нее больше прав по времени ее занятия, не вступая друг с ДРУГОМ в спор, пререкания и борьбу».
Александр начертал внизу: «Обязательство сие на себя принимаю» - и поставил подпись.
Поставил подпись, а сам подумал: какое, к черту, обязательство! Какая дорога, которую они якобы должны уступить один другому! Какие права! Нет таких дорог, нет таких прав! Они совершенно разные люди, у них нет и не может быть точек пересечения.
Когда он окончил университет и все-таки получил диплом, дядюшка хотел, чтобы племянник пошел по его стезе. Александр начал работать у Дубосарского, мысль о том, что он будет защищать сирых и убогих, его грела. Он хотел думать, что в своем адвокатском звании уменьшит мировое зло. Вот романтизм!
Любимой сестре Женичке исповедовался: ;
- В адвокатуре иногда переживаешь очень красивые минуты. Недавно я защищал одного юношу, обвинявшегося в убийстве. Я убежден был, что тут ошибка, выступал его защитником, и его оправдали. Присяжные заседатели потом говорили мне, что ради меня лишь оправдали, потому что «уж очень горячо верил в его невиновность». Прокурор обжаловал решение суда в сенате, но ничего из его жалобы не вышло, и я остался победителем. Эти переживания очень приятные, но... после чувствуешь себя изломанным, разбитым... Все же я уголовные дела люблю больше-, чем гражданские. В последних много дрязг и мелочей, а эти мелочи еще больше треплют нервы, хотя зарабатываешь от этих дел больше, чем от уголовных, т.к. «уголовные клиенты» всегда бедняки, с которых совестно брать что-нибудь.
...нет и не может быть точек пересечения. Всегда было, наоборот, разделение!
И сегодняшнее разделение поставило все наконец на свои места. Соглашения отменены! Меж ними сейчас пролегло и пролегало всегда такое, что забыть, даже простив, невозможно. Как невозможно будет забыть, если вдруг его братья Амба и Левочка окажутся сегодня по другую сторону баррикады. Полчаса назад он сказал чепуху: «Главное, чтобы остались живы». Если они против наших, им несдобровать. Ни молодостью, ни глупостью, ни кавказским темпераментом не оправдаться. Но ведь и ему не простят и не забудут, что он был комиссаром.
V
Следующие несколько дней были забиты до отказа. Знакомства с десятками людей, чтение бумаг, инструкций, анкет. Нужно запомнить фамилии, адреса, понять системы связей - батальонных, уездных, губернских, разобраться в отношениях, а порой сразу же и в конфликтах. Сочинить рапорт для политотдела, провести политбеседу, совещание, устроить школу грамотности. Чуть не каждый день приходилось бывать у секретаря укома партии Успенского, в упродкоме у Полякова. Редактор «Сохи и молота» слезно умолял давать корреспонденции, писать статьи, военком Августин Киселев требовал участия в мобилизации и проведении митингов. Навещал Вермишев и Анну Дьякову по поводу культработы.
Он поднимался в шестом часу утра по декретному времени и выскальзывал из дома, чтобы не разбудить хозяйку. Собаки привыкли и не лаяли. Завтракал в штабе - кусок хлеба, огурцы, помидоры, лук. Увы, на обед то же самое, ну еще пшенка или картошка в мундире, хотя и этого становилось с каждым днем все меньше. Окрестные мужики отказывались везти в город продукты, иной раз выливали свиньям молоко.
Он попал сюда в момент действительно сложный. Намечалось наше контрнаступление, его предполагалось вести двумя ударными группами, в одну из которых должна была войти 13-я армия, а значит, и 42-й, пока что запасной батальон. Близилась уборка, но зарядил дождь, и, хотя урожай по началу лета обещал быть неплохим, все начинало подмокать, подгнивать. Запасы прошлогоднего хлеба были выбраны до зерна, хлебный паек сокращен. А между тем разверстка на губернию ожидалась порядочная - 12 миллионов пудов. И было ясно, что выполнить директиву не сумеют. Все нервничали, ходили злые. Поляков вздыхал и говорил, что исключения из партии ему не миновать.